Родительский день. Виктор Точинов

похоже на проделки придурков-авангардистов, пытающихся извлекать «музыку» для услаждения слуха особо продвинутых граждан, – из громко скрипящей двери, из шумно спускающего воду унитаза и тому подобных устройств... Но откуда ЭТО здесь? И зачем?

      Она думала, что пластинка «на ребрах» уже ничем не удивит. Ошибалась. К «инструментальному ансамблю» присоединился дуэт вокалистов. И оказался гнуснее всего, ранее услышанного.

      Первый «певец» голосом, как таковым, не пользовался. Полное впечатление, что человек – с заткнутым кляпом ртом – громко мычит носом от дикой, непредставимой, сводящей с ума боли. Мычит, тем не менее, попадая в такт мелодии, под которую его пытают...

      Второй голос – очень тихое, слитное, неразборчивое бормотание, ни слова не понять... Казалось, бормочущий то обращался к мычащему, то смолкал.

      Мычание становилось все громче и громче, заглушив под конец и бормотание, и инструменты. Динамики «Ригонды» буквально ревели, Марина потянулась было к ручке громкости...

      И тут все смолкло.

      Смолкло на таком диком крещендо, что не оставалось сомнений, – человек издал его и умер. Умер от жуткой боли.

      Игла проигрывателя подпрыгнула вверх, ребра продолжали беззвучное вращение.

      Марина застыла, тупо глядя в никуда.

      И стояла так века, тысячелетия, совершенно потеряв представление о пространстве и времени...

      Заставил ее вздрогнуть, очнуться лишь звук автомобильного сигнала, долетевший с улицы.

      Кирилл...

      Быстрым, каким-то хищным движением она сдернула снимок-пластинку с проигрывателя.

      И спрятала в первое попавшееся место – в бельевой шкаф, под стопку ветхих, но чисто выстиранных и наглаженных мужских рубашек.

      На крыльце послышался веселый голос Кирилла:

      – Ау, хозяюшка! Отпирай!

      И стук в дверь.

      Марина раздраженно шагнула в сени – самому уж и двери не открыть, не маленький вроде... – и остановилась, изумленная.

      Массивный внутренний засов входной двери был задвинут.

      Она не помнила, что хотя бы прикасалась к нему – с момента своего появления в этом доме.

      Абсолютно не помнила...

3

      Продавщицу звали Клавой – и сей факт она первым делом сообщила Кириллу самым радостным тоном. Так прямо и сказала:

      – Здравствуйте! А меня Клава зовут! Мяса купить приехали, да? – слова сопровождались широчайшей улыбкой.

      Можно подумать, что в этом импровизированном магазинчике, примыкавшем к длинному, приземистому зданию свинофермы АО «Загривье», продавалось что-то еще, кроме мяса и мясных субпродуктов...

      Тем не менее, при всей внешней бессмысленности, тирада продавщицы оказалась-таки информативна – и между слов в ней можно было услышать многое.

      Например, что Клаве – кустодиевской девице с соломенно-рыжей косой до пояса – надоело до смерти Загривье, и здешние кавалеры, не способные связать двух слов, зато сразу норовящие залезть под юбку.

      И то, что Кирилл – видный