Жар-жар. Олег Клинг

Вот и мое любимое – малиновое варенье. «Эта банка не для баловства, а для лечения от простуд» – так и слышу голос матери, но медленно-медленно снимаю с банки веревку, затем пропарафиненную бумагу, переворачиваю емкость (не хочется идти за ложкой), подставляю ко рту банку (какая тяжесть) и жду, когда загустившаяся от сахара малиновая масса потечет в рот (видели бы родители). Кажется, вечность уже прошла, а варенье все еще держится за края банки, но вот приближается-приближается к стеклянной горловине (закрываю от предвкушения блаженства глаза)… И вдруг в темноте происходит что-то непонятное: липкая густота потекла по носу, щекам, подбородку – по всему лицу… С трудом открываю слипшиеся глаза – и что я вижу: мои руки держат банку, из которой на меня же льется варенье. От ужаса каменею и почти безучастно наблюдаю, как красная жижа стекает по шее на одежду, ноги, затем – на пол… Не догадываюсь даже лизнуть вареньица. Правда, тут оно само заливается в открытый от ужаса рот… Нечем дышать. Надо что-то делать. Первым делом следует кинуться за тряпкой – кидаюсь, но сразу замечаю, что по всему полу от моих ног остаются будто кровавые следы. Выбора нет: смело топаю липкими ступнями по всей кухне, мешает только прилипшая к телу одежда. Снимаю и бросаю ее на пол. В зеркале вижу все в красных пятнах и потеках мое голое тельце. Варенье попало даже на стыдное место. Но я без особого стыда смотрю и смотрю, как оно (опять же страшно похожее на кровь) капает и капает на пол… Но нет: нехорошо так долго разглядывать свою голизну… Лучше вымыться.

      К счастью, в доме нашлась еще не остывшая вода, но все равно почему-то холодно, ужасно холодно. Не помогает даже полотенце. Надо быстренько одеться. Но от холода нет никакой возможности добраться до платяного шкафа… Хватаю мамин халат (весь блестящий-блестящий и сине-голубой). Дрожа, закутываюсь в него. Долго-долго сижу, млея от тепла и блаженства. Спать – как хочется спать. Силюсь открыть глаза и еще увидеть и без того стоящее перед глазами безобразие с кровяным полом, но не могу. Медленно, но неотвратимо засыпаю. Спать, и будь что будет. Спать…

      Снился странный сон – совсем не из моей жизни. Будто стою в никогда не виданном прежде одеянии. По крайней мере, наши немцы такого отродясь не носили. Может быть, то что-то от русских? Нет, и у русских такого, думаю, не бывает. Явно что-то иное… неведомое… Из каких-то иных, далеких краев. Я стою перед осколком зеркала и разматываю с головы длинный-предлинный, почти бесконечный белый шарф. Шея подгибается от тяжести монист. Запястья закованы в массивные браслеты, от которых идет множество цепочек, заканчивающихся кольцами на моих пальцах. На мне ослепительно белый балахон. Явно смахивающий на одеяние невесты… Бред какой-то. Но со сном не поспоришь… А тут еще снова, как совсем недавно наяву, оказываюсь без одежды, совсем без ничего. И капает-капает со стыдного места… нет, не красное малиновое варенье, а самая настоящая моя кровь.

      Но тут странное видение затмил страшный грохот… Что это? Не могу открыть глаза. Грохот