Секретный бункер. Александр Тамоников

кормят?

      – Да, все устраивает. Радует уже то, что я до сих пор жив. Хотя не уверен точно, что радует… Могу повторить ранее сделанное заявление, господин майор: я готов сотрудничать с русскими властями, сообщить все, что знаю, при этом даже не прошу снисхождения к себе лично. Прошу об одном: не трогайте мою семью, проживающую в Ланкендорфе. Они ни в чем не виноваты. Они не военные. Это моя супруга Габриэлла, дочка Барбара – ей семнадцать лет, отец Габриэллы Густав Каульбах. Ему 75, Густав вдовец, никогда не имел отношения ни к СС, ни к НСДАП, работал наборщиком в типографии, получил ранение в армии в 1916 году, с тех пор сильно хромает…

      – Мы не воюем с мирным населением, Людвиг. О своей семье можете не беспокоиться. Скажу вам больше: принесете пользу – о семье позаботятся особо, они ни в чем не будут нуждаться и никто не покусится на их жилище.

      – Антифашист, клейма ставить негде… – фыркнул, не поворачиваясь, Шашкевич. Немец словно что-то понял, еще сильнее занервничал.

      – Заткнитесь, товарищ старший лейтенант, – проворчал Ракитин. – Вот дадут вам слово – провозглашайте что хотите, даже политические манифесты, разумеется, не вразрез с линией партии. Вы, Людвиг, я так понимаю, не являетесь убежденным сторонником нацистского режима? Да, вы давали присягу служить рейху, но я не думаю, что это был осознанный выбор.

      – Большинство мужчин в этой стране служили в армии, – пожал плечами Крейцер. – Никого не спрашивали, хочет ли он это делать. Да, поначалу мы все были заворожены, верили фюреру, идея превосходства немецкой расы казалась такой привлекательной. Увы, по долгу службы я знаю, что произошло с миллионами евреев, знаю про концлагеря смерти с их газовыми камерами, про то, что делали с военнопленными, что вытворяли СС и СД на оккупированных территориях… Прошу поверить, я никогда не имел к этому отношения и в полной мере начал узнавать об этом совсем недавно. Я военный человек, моя обязанность – противодействие вооруженным силам другого государства. Режим фюрера падет – это я приветствую, гибель же миллионов немцев меня удручает…

      – Умолчим про гибель десятков миллионов советских людей. И о том, насколько это удручает нас. Мы склонны верить вам, Людвиг, вы сами пришли, к тому же оказали нашей стороне услугу… – Андрей сделал предостерегающий жест Корзуну – тот явно намеревался выразить протест. – Давайте, Людвиг, освежим в памяти все, что вы уже сказали, после чего постараемся вспомнить что-нибудь еще. Кстати, можете не беспокоиться за свою жизнь: пленных офицеров вермахта советские власти не уничтожают. Тем более вы пришли добровольно.

      – Просто надоело… Все бесцельно, нет перспективы… К тому же возникают серьезные сомнения в правоте нашего дела… Национал-социалисты проиграли. Как говорят у вас в России: они допели свою песню…

      – В России говорят «ваша песенка спета», – поправил Корзун и предусмотрительно заткнулся.

      – Еще вчера днем я находился в бункере фюрера, расположенном во дворе рейхсканцелярии в правительственном квартале…