Сто шесть ступенек в никуда. Барбара Вайн

«неприятным».

      – Ты была агрессивна, – сказала Козетта.

      – Это жестоко, – возразила я. – Нужно сначала думать, а потом говорить. Если она не знает обо мне, то о тебе точно должна – Дуглас двоюродный брат моей матери.

      – Насколько я могу судить, никто не помнит о родственных связях других людей.

      – Козетта, – сказала я. – Козетта, почему у вас нет детей? Разве ты не хочешь иметь ребенка?

      У нее была привычка улыбаться в ответ на вопрос, на который она не собиралась отвечать словами. Загадочная улыбка медленно распространялась по ее лицу, неопределенная и мягкая, но каким-то образом пресекавшая дальнейшие вопросы. В те времена я почему-то вбила себе в голову, что Дуглас женился на Козетте, не рассказав о своей наследственности. Понимаете, моя убежденность была абсолютно необоснованной – я прочла это, или мне так только казалось, в ее печальных глазах, в некой отстраненности. Так ведут себя все подростки – плетут немыслимую паутину из небылиц вокруг жизни своих старших друзей. Я убедила себя, что Дуглас обманул Козетту, лишил ее детей, а когда пути назад уже не было, попытался компенсировать это богатством и роскошью. Той зимой они поехали в Тринидад, а я вернулась домой, где обнаружила, что наблюдаю за матерью почти с медицинской скрупулезностью. Однажды она уронила бокал для вина, и я вскрикнула. Отец подошел и ударил меня по щеке.

      Пощечина была слабой, и больно не было, но я восприняла это как насилие.

      – Не смей больше так делать, – сказал отец.

      – И ты тоже.

      – Ты должна научиться себя контролировать. Мне пришлось. В нашем положении это необходимо.

      – В нашем положении? Как это – в нашем? Ты в одном положении, а я в другом. И, в отличие от тебя, я имею право кричать.

      Тяжелое испытание для пятнадцатилетнего подростка.

      Весной я вернулась к Козетте в Гарт-Мэнор, откуда могла ходить в школу через поле к западу от Луга[6] и где у меня была собственная спальня с видом на лес в Норт-Энд и такой роскошью, как телевизор, одеяло с электроподогревом и телефон на прикроватной тумбочке. В свою защиту я могу сказать, что привлекало меня совсем другое. Почему юные девушки именно в этом возрасте так любят общество взрослых женщин? Хотелось бы думать, что с моей стороны это не было чистым нарциссизмом, поскольку Козетта, тридцатью годами старше меня, не могла считаться мне соперницей, или моя красота еще больше выигрывала в сравнении с ее стареющими лицом и телом. Хотя я действительно считала Козетту стареющей, даже старой, уже безнадежной с точки зрения женственности и сексуальности. Дело в том, что Козетта стала для меня второй матерью – я выбрала ее сама, мне ее не навязывали. Она всегда выслушивала меня, и у нее всегда находилось для меня время, она была щедра на похвалу, которую я считала и продолжаю считать искренней.

      В те времена Козетта, похоже, не возражала, что ее принимают за мою мать. Это пришло позже, на Аркэнджел-плейс, и хотя она не высказывала этого вслух,

6

Луг Хэмпстед – самый крупный старый луг Лондона. Заросший травой общественный парк рядом с песчаным хребтом, одной из самых высоких точек города.