И никого не стало…. Кирилл Казанцев

говорил мужчина, а женщина смотрела на него распахнутыми глазами, глупо улыбалась. Голова кружилась все сильнее, мужчина расплывался – боже, это шампанское такое коварное! В какой-то момент она почувствовала, что реально становится плохо, сделала глубокий вдох, неуверенно улыбнулась. Зашумело в голове, а вся царящая вокруг карусель стала угасать. Мужчина забеспокоился, подошел поближе и отобрал у нее фужер, пристроив его на ближайшую поверхность.

      – Вам нехорошо, Валентина?

      Его лицо вдруг сделалось каким-то странным. Глаза оставались участливыми, но кожа на лице вдруг как-то затейливо обострилась, стала ненатуральной, неестественной, лишенной пор и даже мелких морщинок.

      – Ваше лицо, Александр… словно ненастоящее… – слабо прошептала Валентина Максимовна и глупо засмеялась. – Скажите… это ваше лицо… или вы его поносить на время взяли?

      – Пойдемте на воздух? – предложил мужчина, тактично обнимая женщину за талию. – Там вам станет легче. Это все шампанское, будь оно неладно.

      – Пойдемте… – пробормотала Валентина Максимовна. – Но только не на улицу, хорошо? В наших климатических условиях мы с вами за две минуты превратимся в ледяные скульптуры…

      Женщина отчасти помнила, как он, поддерживая под локоток, выводил ее из зала. Она передвигалась почти самостоятельно, хихикая. И что мешало вырваться, броситься к первому попавшемуся мужчине, воззвать о помощи?! Потом был коридор, за ним еще один. Навстречу шла компания в масках. Мужчина обнял ее, привлек к себе, сжал так, что она почувствовала боль, да еще и заслонил их лица ее же маской. Проходящие хихикнули, мол, все в порядке, здесь все свои. И как только те удалились, мужчина довольно грубо потащил ее за руку. Ноги заплетались, сознание меркло. Она не помнила, как они оказались в зимнем садике, где было прохладно и гуляли сквозняки. Он повлек ее туда, где не было света, а когда у женщины окончательно подкосились ноги, грубо перебросил ее через плечо и практически побежал. Сознание захлопнулось, как крышка. С этой минуты она ничего не помнила: ни мельтешащих коридоров, ни редких лампочек над головой, «депутатская дверь», которая должна быть заперта, но почему-то была открыта, лютая стужа на улице, прогретый салон машины, которую заранее подогнали к выходу, поездка в неизвестность…

      – Спасибо, Генрих Павлович, вы мне реально помогли. Отныне, если мне понадобятся услуги хорошего адвоката, я буду обращаться только к вам. – Хорошо одетая дама лучезарно улыбнулась и, немного смутившись, извлекла из сумочки пухлый конверт – всунула между папками бумаг. – Здесь все как договаривались, Генрих Павлович, извольте посчитать.

      – Увольте, дорогая Аделаида Львовна, – сидящий напротив мужчина приятной наружности, в дорогом костюме в невызывающую клетку, темноволосый, с двумя залысинами, благодаря которым волосы острым треугольником спускались на лоб, сделал протестующий жест. – Мы с вами воспитанные люди, как можно? Я мог бы и не брать с вас денег, но раз уж вы настаиваете… – Демонстративно игнорируя