Командир штрафной роты. Владимир Першанин

Правда, боеприпасами мы были обеспечены хорошо. От прежнего хозяина окопа мне досталась цинковая коробка, где россыпью и в картонных просмоленных пачках лежали штук сто пятьдесят патронов и две гранаты РГД-42. Еще сотню с лишним патронов и четыре таких же гранаты мне выдали позавчера утром. Я взял бы и больше, но на меня навьючили две коробки с пулеметными лентами, которые за два дня так оттянули руки, что пальцы сгибались.

      Часов в одиннадцать принесли сразу завтрак и обед, уже по фронтовой норме. Наваристый суп с макаронами, пшенную кашу со свининой, чай, сахар и хлеб. Голод меня не отпускал. Я съел все. Снова потянуло на сон, но Шишкин приказал мне занять пост и указал ориентиры. Слева подбитый танк, справа – большой пучок смятой в кучу колючей проволоки и обломков кольев.

      – Следи внимательно. Если немцы в своей траншее зашебуршатся или шум моторов услышишь, сразу докладывай. Заснешь – пеняй на себя! Здесь фронт.

      – А если немец появится – стрельнуть можно?

      Шишкин с минуту подумал.

      – Как хочешь. Вообще-то комбат приказывал проявлять боевую активность. Но с такого расстояния все равно не попадешь.

      Я так и не понял, стрелять мне или не стрелять. Федя Малов крутился возле меня и горячо советовал:

      – Бей сразу. Особенно если офицер появится.

      – Без оптики не попаду, – сказал я. И честно признался: – Да и с оптикой расстояние слишком большое. Вряд ли получится.

      Кривой Семен, услышав наши разговоры, погрозил мне маленьким грязным кулаком:

      – Не вздумай палить. Ни в кого ты не попадешь, снайпер хренов, а мы в ответ полсотни мин получим.

      Я не стал спорить. Сплюнул себе под ноги и, зарядив винтовку, принялся наблюдать за немецкой траншеей. Подошел командир нашего отделения Асхат Абдулов. Мы с ним уже познакомились, когда пополнение распределяли по взводам. Постоял со мной минут двадцать. Рассказал, что в селе под Чистополем у него остались двое сыновей. Один родился уже после ухода на фронт.

      – А у тебя, Николай, дети есть?

      Я засмеялся.

      – Какие дети? Я в семнадцать в армию ушел.

      Получилось с оттенком хвастовства. Доброволец – герой! Но Абдулов сказал, что я смелый парень.

      – Какой там смелый, товарищ сержант.

      – Не надо «сержант». Асхатом меня зови. И голову сильно в одном месте не высовывай. Снайперу попадешь на прицел. Или из крупнокалиберного даст, ахнуть не захочешь.

      Наверное, сержант хотел сказать «не успеешь», но не смог подобрать нужное русское слово. Достал из кармана и показал увесистую пулю размером с обрезок толстого карандаша. Я подержал ее в руках. Тяжелая.

      – Рядом с головой ударила. Из земли выкопал.

      Я хотел продолжить разговор с Абдуловым насчет снайпера, но татарин, ободряюще кивнув, пошел дальше.

      Хороший мужик, душевный. Сколько ему лет? Может, года на четыре старше, а уже двоих детей имеет.

      Немецкая траншея шевелилась, жила своей жизнью. Высовывались каски,