Герои, почитание героев и героическое в истории. Томас Карлейль

только зуд к смеху и которая пользуется репутацией остроумца. Смех предполагает симпатию. Добрый смех не похож на «потрескивания валежника под горшком». Даже над глупостью и притязательностью Шекспир смеется своим добродушным, веселым смехом. Догберри и Вержес⁸⁷ вызывают у нас чистый, сердечный смех, и мы напутствуем их бесконечными взрывами хохота. Но этот смех лишь сильнее привязывает нас к бедным молодцам, и мы от всей души желаем, чтоб они преуспевали по-прежнему и оставались начальниками городской стражи. Такой смех, по моему мнению, прекрасное дело, он подобен сиянию солнца на поверхности глубокого моря.

      За недостатком места мы не можем войти здесь в рассмотрение каждого отдельного произведения Шекспира, хотя в этом отношении, быть может, далеко еще не все сделано. Имеем ли мы, например, такие разборы разных его драматических произведений, как разбор «Гамлета» в «Вильгельме Мейстере»⁸⁸! Когда-нибудь это должно быть сделано.

      У Августа Вильгельма Шлегеля⁸⁹ мы находим одно замечание относительно шекспировских исторических драм, «Генриха V» и других. Замечание, заслуживающее того, чтобы его напомнить здесь. Шлегель называет эти драмы своего рода национальным эпосом. Мальборо, помнится, говорил, что он знает из английской истории только то, чему научился у Шекспира. Действительно, вдумайтесь хорошо в эти драмы, и вы убедитесь, это – замечательнейшие истории, каких немного. В них удивительным образом схватываются главные выдающиеся моменты. Все округляется само собой до особого рода ритмической связности, принимает, как выражается Шлегель, эпический характер, каким действительно всегда будет отличаться всякий образ, нарисованный великим мыслителем.

      Поистине много прекрасного в этих драмах, которые, в сущности, представляют в своей совокупности одно цельное произведение. Битва при Азенкуре⁹⁰ поражает меня как одна из самых совершенных в своем роде картин, вышедших из-под пера Шекспира. Описание двух враждебных армий: изнуренные, измученные англичане; страшный, чреватый грядущею судьбою час, тот час, когда начинается сражение; и потом – это бессмертное мужество: «Эй, вы, добрые мужички, члены которых сработаны в Англии!» В этих словах чувствуется благородный патриотизм, очень далекий от того «равнодушия», какое, как вам иногда приходится слышать, приписывают Шекспиру. Настоящее английское сердце, спокойное и славное, бьется в каждой его строчке. Сердце не бурливое, не порывающееся постоянно вперед, и тем лучше. Точно звук от удара стали о сталь слышится вам здесь. Этот человек сумел бы также нанести и действительный удар, если бы дело дошло до того!

      Однако по поводу произведений Шекспира я замечу вообще, что они вовсе не дают нам полного представления о нем самом, даже относительно полного, какое мы имеем о многих людях. Его произведения – окна, множество окон, через которые мы можем лишь заглянуть в его внутренний мир. Все произведения его кажутся сравнительно поверхностными, несовершенными, написанными при стеснительных