Аномалия. Денис Бурмистров

дальше Виктор запомнил плохо. Мальчик закричал. Закричал страшно, протяжно, широко открыв рот. Слишком широко, так, что рот заполнил большую часть лица. Куликов отшатнулся, поднимая пистолет. Правая нога поехала по грязи, и он, не удержавшись на краю дороги, полетел в водосток. Успел несколько раз нажать на спусковой крючок. Пули с визгом ударили о прутья забора, ушли в пустоту.

      Виктора неожиданно подбросило вверх, словно кто-то огромный хорошо пнул его ногой. Казалось, он взлетел так высоко, что разглядел крыши домов и вершины деревьев. Потом что-то сильно ударило в грудь, отчего Куликова сложило пополам, швырнуло вниз, на землю, кружа вокруг оси. Небо, лес, дома – все слилось в одну серо-черно-зеленую кашу, мельтешащую перед глазами. Боль пронзила позвоночник и отдалась внутри – Виктор спиной рухнул на мокрую траву. Земля была нестерпимо горячей и обжигала все тело.

      Не успел он прийти в себя и перевести дыхание, как в голове полыхнуло такой болью, что Виктор, кажется, даже закричал, чудом не теряя сознание. Потом его куда-то тащили, разбивая голову и руки о камни. Сбитый с толку, испуганный, одурманенный болью, Куликов пытался группироваться, но невидимые руки стали перекручивать его в разные стороны, словно выжимали белье. В ушах все еще стоял слишком долгий крик мальчика. В какой-то момент хватка невидимого мучителя ослабла, и Виктор упрямо попытался встать на ноги, словно боксер после глубокого нокаута. Но его тут же рвануло вверх, вниз, ударило о землю, закрутило спиралью. Очередной приступ боли прострелил голову от виска до виска, и Куликов наконец провалился в спасительное забытье.

      Потом сознание приходило вспышками, разбитой мозаикой. Каждый рывок к свету оставлял росчерки боли и зубовный скрежет. Вот пальцы с поломанными ногтями впиваются в сырую землю, вырывая липкие комья. Вот дышащая смрадом темнота, давящая на грудь свинцовыми пластинами. Что-то теплое, живое возле щеки, хочется прижаться, зарыться в пушистый мех. Но тепло удаляется, надо за ним, не упустить!

      Падение, удар. Рвет желчью. Вновь темнота и сырость, тяжесть и вонь.

      Последнее, что запомнил Виктор, это нестерпимо яркий свет, бьющий сквозь закрытые веки. Потом чей-то голос произнес: «Спи», – и Куликов позволил, наконец, истерзанному телу расслабиться.

      Глава 6

      Боль всегда возвращается первой.

      Десятки взбесившихся ежей мечутся по телу, заставляя каждый мускул сокращаться в судороге. Тело выгибается дугой, оно терзается вне времени и пространства, не находя успокоения. Боль кажется бескрайней, словно космос, и всесильной, словно Бог.

      Из пересохшего горла вырывается хриплый стон, нет сил сдерживаться. И только после этой отчаянной команды начинают включаться остальные чувства.

      Слух. Обоняние. Зрение.

      Рядом кто-то разговаривает. Слов невозможно разобрать, они доносятся будто сквозь вату. Пахнет спиртом и лекарствами.

      Укол в плечо почти не чувствуется.

      Размытое пятно света, раздражающее пересохшие глаза, пропадает,