Дорожная лирика. Ольга Суханова

тельской системе Ridero

      «Сколько еще качаться на волоске?..»

      Для чего мы пишем кровью на песке?

      Наши письма не нужны природе.

Б. Окуджава

      Сколько еще качаться на волоске?

      Рано ли, поздно, – лопнет струна-черта.

      Кровью с соплями выведешь на песке:

      Господи боже, чем я ему не та?

      Небо над головой не меняет цвет —

      Светлый восход не виден, далек-высок.

      Мертвою рыбой звонко молчит в ответ

      Теплый от крови, темный сырой песок.

      «Ночными рейсами – дешевле. Всю жизнь – с собой, в ручную кладь…»

      Ночными рейсами – дешевле. Всю жизнь – с собой, в ручную кладь.

      От робких мыслей до решений – полвздоха. Нечего терять.

      То, что звенело и искрилось, манило вдаль, тянуло ввысь,

      Ты приняла и согласилась. Садись, заткнись и пристегнись.

      Пусть не дворцы и замки вижу, а только петли белых трасс,

      Пусть не случилось быть в Париже, но в Лиллехаммере – сто раз.

      Опять в лицо холодный ветер, опять по снегу шелест лыж,

      Опять – острей всего на свете – край счастья.

      К черту тот Париж.

      Осколок

      Разобьешь меня – подбери осколок.

      Будет острым край, словно сто иголок.

      Осторожно – пальцы бы не поранить —

      положи в карман и припрячь на память.

      Положи в карман да носи с собою.

      От чего смогу – от того укрою.

      Пересуды, сплетни и кривотолки

      разлетятся в пыль от краев осколка.

      Сберегу в степи и в долине горной.

      Покажи, кому, – перережу горло.

      Но извилист путь, и непрост, и долог, —

      потеряешь ты оберег-осколок.

      Удивишься, как все переменилось:

      было ясным небо, и вдруг – немилость,

      и к другим ушла от тебя удача.

      А в траве осколок лежит и плачет.

      Полнолунное

      Нет покоя в полнолунье мне:

      что там, на серебряной Луне?

      В телескоп из всей большой Луны

      лишь моря и кратеры видны,

      и – подкладка сбывшегося сна —

      спрятана другая сторона.

      Отвернулась от нескромных глаз.

      Мне ее увидеть хоть бы раз:

      там разливы света и тепла,

      райских птиц цветастые крыла,

      там не тучи в небе – облака,

      там зима легка и коротка,

      там не встретишь запертых дверей,

      там играют лютня и свирель…

      на обратной стороне Луны

      мы с тобой друг другу суждены.

      «До полседьмого свет в окне…»

      До полседьмого свет в окне,

      а там – восхода шорох робкий.

      Ты будешь врать своей жене

      про севший телефон, про пробки,

      про совещание в ночи.

      Она поверит – хочет верить.

      Спрячь понадежнее ключи

      от обветшавшей рыжей двери.

      Одна останусь – что ж теперь! —

      и буду радоваться маю…

      А к выходным покрашу дверь,

      хотя замок не поменяю.

      «Говорит, не заметил и сам…»

      Говорит, не заметил и сам,

      как накрыло волною, —

      и с тех пор по следам, по пятам

      так и ходит за мною.

      Не клянется в любви неземной,

      не робеет нелепо —

      только ходит и бродит за мной,

      дарит звездочки с неба.

      Не окликнет и не позовет,

      не нарушит покою —

      просто следом за мною идет,

      словно я за тобою.

      «В дороге, в городах, под сводами святыми…»

      В дороге, в городах, под сводами святыми,

      в вагонах поездов, в тавернах на пути —

      везде на все лады твое я пела имя,

      не прячась, не боясь границу перейти.

      Души не берегла, была прямой и смелой.

      Но хватит о тебе – боюсь допеть до дна.

      А песню о другом я, может бы, запела, —

      да именем твоим гортань обожжена.