Русское тайнобрачие. Николай Лесков

должно быть, их отец N. венчал.

      Это действительно было так, как отгадывал мой собеседник, и потому я позволил себе предложить ему особый вопрос об отце N., венчания которого отличаются такою характеристическою непрочностью.

      – Почему вы узнали, что это венчание трудов отца N?

      – Вот странный вопрос: а по чему вы узнаете работу одного мастера от работы другого?

      – По красоте исполнения, по прочности, иногда по фасону. Но ведь это совсем иное.

      – То же самое. Отец N. это тоже своих дел портной без узелка…

      – Извините, – говорю, – я этого не понимаю.

      – Чего же вы не понимаете? Что значит «портной без узелка»? Значит, что у него нитка в шве не остается, а все насквозь проходит.

      – И значит – шва совсем нет?

      – Нет или есть – это уже как хотите, но только его шов не держится.

      – Но какая же ему выгода так шить?

      – Его выгода.

      – Он рискует, с этакою манерою шва, остаться со временем без работы?

      – Очень может быть, только это будет еще не скоро – не ранее как иже по просвещении.

      – То есть когда это «по просвещении»?

      – А когда в обществе распространятся настоящие понятия о тайне брачия и люди не будут вертеть этого дела как попало и с кем попало, лишь бы скорее да подешевле.

      – Да неужто вы полагаете, что тут дело в цене?

      – А разумеется; по плате и шитво: дешевая цена – такая и работа. Нынче, знаете, время такое базарное, ну и предложение по запросу: теперь человек и любит как-нибудь и венчается как-нибудь; берет для этого попишку какого-нибудь, а тот его свяжет тоже как– нибудь. А там, глядишь, оно и развязалось.

      – Вы, – замечаю, – батюшка, кажется, расположены в пользу старины.

      – Нет-с, не особенно, а впрочем – как в чем и насчет чего. Если насчет того, будто бы древле было все лучше и дешевле, так я не старовер. А что насчет любви и склонности, а также серьезности брачных отношений, так тут я действительно люблю старинных людей. Они, конечно, кое-чего такого, что мы знаем, не знали, а уж что касается любить, то это они посерьезнее нас умели.

      – Так ли? – говорю.

      – Да уж так-с. Вы ведь – я знаю – сейчас готовы небось заговорить про рыцарей. А что за кушанье рыцари? – Это чушь. Нет, а вы в глубь веков погрузитесь, отколе ключ жизни идет: там настоящую прелесть любви и найдете.

      – Где же это?

      – В библии. Страстная книга: оттого ею многие иноки соблазняются. У меня ее раз инспектор из рук вырвал: «начитаешься, говорит, жениться захочешь». А он хлопотал, чтобы я в монахи пошел. Вот там любовь так любовь. Дочери-то человеческие каково описаны: голенькие, без всяких нарядов, исполинов пленяли.

      – Это, – говорю, – все доисторическое.

      – А в историческом-то еще лучше: начнем хоть с отца нашего Иакова. Посмотрите, пожалуйста, что это за молодчина был по сердечной части! Вот настоящий месопотамский рыцарь – влюбился в Рахиль и шесть лет за нее, сердега, прослужил ее отцу – да ведь как отслужил: не в прохладном магазине за прилавком, а на поле под палящим солнцем.