Нечаянная мелодия ночи. Елена Сазанович

Боже! – мои глаза загорелись. – Так он к тому же актер!

      – Да, – неопределенно протянул брат. И я уловила нотки сарказма. – Он – артист… Знаешь, пусть он сам про себя все расскажет. Он же больше про себя знает. Пойдем сегодня вечером со мной в клуб.

      К вечеру если меня и нельзя было сравнить с Афродитой. То где-то десятой от типичной тургеневской девушки меня можно было поставить. Коса уложена на затылке корзинкой (как у молодой мамы), легкое скромное платье в мелкий цветочек, едва прикрывающее колени,(старое мамино), маленькая светлая кожанная сумочка (тоже из маминой кладовой) и невинный потупленный взгляд, так похожий на мамин.

      – Ах ты, Боже мой! – я видела что Игната душит смех. Но он пытался сдержаться. – Ну, если ты так хочешь… Хотя я думаю, ты ошибаешься.

      – Мне плевать, что ты думаешь, – огрызнулась я, совсем не в духе тургеневской девушки. – И можешь ржать сколько угодно, если совсем идиот. Стиль невинности еще никого не отталкивал. Тем более это чистая правда.

      И мне оставалось только хорошенько треснуть Игната маленькой сумочкой по голове. Но я мудро сдержалась.

      – Слава Богу, что твоя детская влюбленность не отшибла чувство самоиронии. Но мне кажется твоему космонавту больше по вкусу девицы в звездолетных костюмах и тяжелых ботинках.

      – Он не такой как все, чтобы следовать этому затасканному шаблону золотой молодежи. От которого уже всех тошнит.

      Игнат рассмеялся и дружески меня обнял, но я чопорно отстранилась, взяв его под руку. Так мы и явились в клуб, где поигрывал на гитаре мой брат. На нас сразу же устремились явно недоуменные взгляды. Мы представляли собой любопытную парочку. Мой брат Игнат, в меру развязный и в меру веселый. Грубяе солдатские ботинки, рваные джинсы, длинная рубашка навыпуск и лохматые волосы. Вполне по стандартам рок-музыкальной жизни. И я. Абсолютно немодная. Этакая бедненькая скромняга. Почти деревенская простушка. В устремленных на меня взглядах читалась жалость, перемешанная с легким презрением. Конечно, в глазах этих разряженных по последней моде девиц и их жлобиских дружков я выглядела по меньшец мере полной идиоткой. И я удовлетворено хмыкнула. Это мне и было нужно.

      Игнат при всех чмокнул меня в щеку.

      – Умница! – радостно провозгласил он. – Теперь я тебя отлично понимаю. Залепить пощечину подобному обществу можно только так. Их уже давно не шокирует ни богатство, ни модная рвань, ни пошлые выходки. Если бы ты принесла гранату, они бы и глазом не моргнули, решив, что ты вполне экзальтированная девица. Если бы ты явилась голой, они тут же приняли бы тебя за свою. Но ты… Молодец. Сегодня их может шокировать только невинность, скромность, простота и духовность. Они этого страшно боятся и ненавидят. Хотя делают вид, что презирают. Для полноты картины советую прочесть вслух что-нибудь из Пушкина или Есенина. Чудовищное время. Если раньше вид панков и рокеров вызывал удивление. То теперь – ясность и простота. Знаешь, я предпочел, чтобы шокировали только аномальные явления. А не наоборот. Умница ты моя. Только… Светик, я не пойму, ты же пришла