Маринисты. Елена Сазанович

замок.

      – Тим! Я ничего не понимаю! Его нет. Посмотри ты. Тим. Может быть, тебе повезет больше.

      Мне больше не повезло. Письма на месте не оказалось. Нас не обчистили ни на копейку. Но факт оставался фактом. Письма и след простыл.

      Мы сидели в одних трусах на полу, отчаянно схватившись за свои больные головы.

      – Этого не может быть, – прошептал я. – Это просто случайность.

      – Не слишком ли много случайностей?

      Я с ним легко согласился. Слишком много, чтобы оставаться случайностями. И единственным верным решением на данный миг был холодный душ, чтобы что-то наконец начать соображать.

      Мы пили крепкий кофе на кухне. И хмуро молчали. Голова постепенно становилась на место. Мир приобретал более конкретные и реальные очертания.

      – Что ты имеешь на сегодняшний день, Тим? – перебил молчание Голова.

      – Размененную квартиру, бывшую жену и кучу картин, ни одну из которых еще по достоинству не оценили.

      – Значит тебе нечего терять, Тим.

      – А что ты имеешь на сегодняшний день, Голова?

      Он огляделся.

      – Вот эту однокомнатную хибару. Ни одной жены и без пяти минут заявление об уходе с любимой работы.

      – Значит и тебе нечего терять, Голова.

      – Кроме своей головы, – усмехнулся он и протянул руку.

      – Значит, у нас впереди целая жизнь, и мы ее, без сомнений, разнообразим. По рукам?

      Мы хлопнули ладонью о ладонь. Впереди нас ждала целая жизнь. Но мы не знали с какими сюрпризами. И у каждого у нас в этой жизни был свой интерес. Я хотел докопаться до истины ради своей прошлой и единственной любви. Голова хотел докопаться до истины в силу своего профессионального интереса, в силу своего неугомонного характера, характера, построенного на поисках правды.

      Марина. Густая темная прядь волос, небрежно падающая на лоб. Смуглое заостренное лицо. Длинные ноги. Нервные тонкие пальцы. Марина. Боже, как я тебя любил. Ты хохотала глубокими ямочками на щеках. А в глазах – бесконечная грусть. А в глазах – бесконечная боль. Я зацеловывал эту грусть, я зацеловывал эту боль. И она на время утихала. А я ложился на раскаленный песок. И часами смотрел в море. И мне казалось, Марина, что ты родилась в море. Ты так свободно сливалась с ним. Ты ныряла в него с головой. И подолгу не появлялась. И я зажмуривал от страха глаза. И тут же их открывал. Ты махала мне весело рукой. И легко взбегала на берег. И кожа твоя переливалась бронзой. Она была гладкой, словно морские камни и она всегда пахла морем. Ты была словно рождена морем. Так мне всегда казалось. И я никогда даже не мог подумать, что ты навсегда уйдешь в море. Марина.

      Я познакомился с ней пять лет назад. Молодой художник, подающий надежды, с гордостью таскающий с собой мольберт и пытающийся постигнуть мир с помощью кисти и красок. И перевернуть этот мир с ног на голову и открыть истину сумасшедшего мира. Дырявые джинсы, помятая майка, старые кроссовки. Я споткнулся об ее тело. Она открыла глаза. И рассмеялась. Открыто, искренне. А в глазах – бесконечная грусть. И приподнялась на локтях. И в моих глазах мелькнул страх. Ее лицо… Оно дышало не землей, а скорее