Временщик. Книга четвертая. Дмитрий Билик

я услышал шкворчание сковородки на кухне, то зашмыгал носом. Сентиментальным стал в последнее время. Да и настроение скачет, будто у наркомана – разгон от сюсюканий до «убью-покалечу-уничтожу» быстрее, чем у «Бугатти» до сотки. Над этим тоже надо работать. Да черт возьми, над всем надо работать!

      – О, хозяин, как дела?

      – Средней паршивости. Ты ничего не сломал, пока меня не было?

      – Обижаешь. Я уже почти неделю, как ты это, значитца, выпивать начал, чин-чинарем. Ни одного инцеста…

      – Эксцесса, – поправил я его.

      А сам вспомнил табличку, которую обычно вешают на предприятиях – столько-то дней без происшествий. Надо тоже такую заиметь. Неделя для Лаптя – срок серьезный. Соответственно, скоро обязательно что-то случится, к бабке не ходи.

      – Дарья Михайловна не придет?

      – Нет, у нее другие планы.

      – А этот… корл который, будь он неладен?

      – Тоже нет.

      – Ну и то хорошо. А то видел у него ножищи? И топчется, главное, топчется, будто конь безумный. Видите ли, не снимает он обувь. Не привык. Коли живешь в хлеву, твое дело. А зачем же в чужой монастырь со своим уставом ходить?

      – Ладно, ладно, завелся, тоже мне. – Я разулся и повесил плащ на вешалку. – Есть чего приготовил?

      – Ты уж извини, я так, на скорую руку, что бог послал. Щи с кислой капустой да котлеты и толченая картошка.

      Ел я без особого аппетита. Обновление не функционировало, хотя все же казалось, что организм чистился недостаточно быстро. Голову чуть-чуть отпустило, но общее состояние оставалось неважнецким. Потому суп я влил в себя почти насильно, заставляя нутро начать нормально работать. С похмелья – именно то что надо. Правильно говорят, что аппетит приходит во время еды.

      Желудок, поняв, что его больше не собираются насиловать водкой и пивом, нажал кнопочку «Вкл.» и стал требовать еще еды. Поэтому божественные котлеты Лаптя, такие нежные, что таяли во рту, улетели в один присест. Домовой протянул тарелку с добавкой, положил голову на ладошку и стал наблюдать за мной, одновременно комментируя свой кулинарный талант:

      – Я просто немного хлеба добавляю. Перекручу с мясом, яйцо туда, да делать больше почти ничего не надо.

      Болтал Лапоть без умолку, а вместе с тем взгляд был настороженный. Как у собаки, что по запаху не может сразу признать хозяина после долгой разлуки. Я и раньше не особо страдал тактичностью, а в последнее время и вовсе избавился от необходимости ходить вокруг да около.

      – Чего смотришь, как Ленин на буржуазию?

      – Гнев тебя душит, хозяин. Копишь ты его в себе, выхода не даешь, а потом он сам прорывается. Так и сгореть недолго.

      Я сдавил зубы, чтобы не нагрубить. Поиграл желваками и оскалился искусственной улыбкой.

      – Тебе-то откуда знать, чего я чувствую?

      – Так хозяин и домовой невидимыми узами связаны. Вроде как родственники единокровные.

      – Допустим. И что ты предлагаешь? Самоконтроль и все такое?

      – Скажешь тоже. Копят в себе, копят, а потом от грудной