Ветер над берегом: Вторая книга стихов. Александр Цыганков

коего уже не представима

      Речная гладь, где даже натощак

      Не выудить ни щуку, ни налима.

      7.1997

      Пустота

      Проворных пчёл жужжанье и роенье

      Над статуей героя, а точнее —

      Героя нет, и призрачно виденье,

      Но есть одна кудрявая идея.

      Всё прочее реально. В первой строчке

      Я не предполагал иносказанья,

      И всё вокруг от линии до точки

      Исполнено по правилам ваянья

      И зодчества – с колоннами в просторе

      И звездопадом в небе над ареной.

      И пустота на каждом косогоре

      Читается как реквием Вселенной.

      И ветер обтекает идеально

      Никем не совершённое творенье.

      И нет его! И всё-таки реально

      Проворных пчёл жужжанье и роенье.

      8.1997

      Два капитана

      У древних даже статуя гордится

      На фоне неподвижного сверканья

      Живых огней на крыше мирозданья,

      Какое нам, бескрылым, не приснится.

      Зато какая глыба совершенства!

      Гармония во всём и завершённость —

      Всё то, что воспитует утончённость,

      Тем паче верховодство и главенство.

      И никаких открытий – всё известно!

      К примеру, Одиссей: как ни скитался,

      Но всё-таки повсюду оставался

      В родной Итаке – вот что интересно!

      Но где же тот, которого Европа

      На поиски Эдема посылала?

      И что там за скульптура у причала

      Стоит над морем, словно Пенелопа,

      И держит факел? Очень статуарно

      Горит огонь – надежду воспитует!

      Летит Эол, но паруса не чует,

      И корабли плывут высокопарно.

      8.1997

      Гравюра

      Судьба – архитектурой корабля

      Вдруг явится воочию, ломая

      Пределы все и контуры дробя

      Вокруг себя, все цепи разрывая.

      Патетика! И свет из темноты,

      И рокот волн, и натиск небосклона…

      На фоне путеводной высоты

      Видение красавца-галеона!

      И капитан, и зодчий на борту.

      Подняты паруса и вьются флаги.

      Плывёт корабль! И режет черноту.

      Старинная гравюра на бумаге.

      Вверху, вдоль носа, надпись: «Христофор».

      Бежит матрос по лестнице отвесной.

      Всё рассчитал, всё выполнил гравёр —

      Всё выдумал художник неизвестный.

      8.1997

      Петербург

      Что я скажу, как увижу тебя

      С низкого берега в хмурое лето,

      В сердце вобравшему все лагеря

      И заплатившему щедро за это.

      Да и возможно ли выстроить мне

      Строчки, как улицы для листопада,

      Самой осенней в России листве

      В клетку одетого Летнего сада.

      Но я хочу повторить этот вздор —

      До помешательства светлое небо

      Ночи беззвёздной и белый убор

      На голове неодетого Феба,

      Вспомнить внезапно, как дождь моросил

      И нависала громада собора,

      И позабыть,