Испытание страстью. Сильвия Дэй

взрыва дурного настроения Регмонта, если его склонность к таким взрывам проявлялась вопреки здравому смыслу и без причины.

      Когда супруги остались одни, муж положил руки на плечи Эстер и уткнулся лицом в нежное местечко под ее ухом. Его пальцы принялись ласкать и поглаживать его, и она вздрогнула.

      Он заметил это и, оцепенев, смотрел на синяк, до которого только что дотронулся.

      Эстер наблюдала за ним в зеркале, ожидая увидеть признаки раскаяния в его выразительных чертах. В этом отношении он очень отличался от ее отца. Хэдли ни при каких обстоятельствах не признавал своей неправоты.

      – Ты получила мой подарок? – спросил он шепотом, нежно прикасаясь губами к синяку, пятнавшему безупречную кожу у нее на лопатке.

      – Да. – Она жестом указала на место на туалетном столике, куда положила брошь. – Благодарю тебя. Она очень красивая.

      – Но меркнет по сравнению с тобой. – Его губы теперь щекотали мочку ее уха. – Я тебя не заслуживаю.

      Ей часто приходило в голову, что они заслуживают друг друга. Эстер считала, что за все те случаи, когда Джесс заступалась за нее и принимала на себя всю тяжесть отцовского гнева, она теперь обязана принимать удары на себя, пока сестра, пусть хоть и временно, наслаждается миром в своем счастливом браке. Горчайшая ирония заключалась в том, что когда-то Эстер думала, будто между ней и Регмонтом существует родство душ, поскольку в детстве оба они подвергались отцовским нападкам и унижениям. Но как оказалось, яблоко от яблони недалеко падает.

      – Как прошел твой день? – спросила она.

      – Он был долгим. И я все время думал о тебе.

      Он заставил ее повернуться лицом к себе, и когда она подчинилась, то оказалась сидящей спиной к зеркалу.

      Регмонт опустился перед ней на колени, руки его сжали ее икры. Он положил голову ей на колени и сказал:

      – Прости меня, моя дорогая.

      – Эдвард, – выдохнула она.

      – Ты для меня все. Никто не понимает меня так, как ты. Без тебя я бы пропал.

      Она дотронулась до его влажных волос, провела по ним пальцами.

      – Ты перестаешь быть собой, когда выпьешь.

      – Верно, – согласился он и потерся щекой о ее бедро, покрытое синяками.

      – Я не могу с собой совладать. Но ты знаешь, я ведь никогда не причиню тебе боли намеренно.

      Ни в одном из своих домов они не держали спиртного, но он без труда находил его всюду. По словам приятелей, в подпитии Эдвард становился веселым и компанейским, забавным и приятным, и это продолжалось до тех пор, пока он не возвращался домой, к ней, и тогда его демоны вырывались на волю. Его слезы промочили ее сорочку и панталоны.

      Он поднял голову и посмотрел на нее покрасневшими глазами.

      – Ты сможешь меня простить?

      Каждый раз, когда он задавал ей этот вопрос, ей становилось все труднее отвечать. Обычно он был прекрасным мужем. Нежным и внимательным. Он баловал ее подарками и знаками внимания и любви, писал ей нежные письма и знал все, что она любит. Он слушал ее, когда она говорила,