Бывшая жена. Роза Грей

насадке, а в том, что на ней жесткие ребра и шипы. По мне, так они созданы для какой–то жестокой пытки, а не для удовольствия.

      Видимо из–за опьянения Саша не мог кончить, и эти пытки продолжались нереально долго. Острые ребра насадки просто разрывали внутренние ткани моей задницы. Странно, что его член вообще мог стоять в таком состоянии.

      В моем влагалище так же все полыхало и горело: буквально за полчаса до анальных “радостей”, в моей письке бурно двигался нестандартных размеров фаллос, с такими же огромными ребрами, которые к хуям расцарапали и разорвали мне все внутри.

      Да, по пьяне мужа всегда тянуло на эксперименты. И самое горькое для меня то, что он не реагирует на мои слезы, боль и уговоры. Он тупо насилует меня, а я, дура, все прощаю…

      Я лежала щекой на подушке. Все мое лицо было в слезах и соплях, которые, кажется, были везде: на носу, губах, подбородке и подушке. Саша с каким–то нереальным наслаждением запихивал в меня свой огромный орган.

      Я чувствовала, как он разрывает мою прямую кишку и глухо ныла. Мне пришлось “убавить громкость”, чтобы не получить по голове. Она и так уже пульсировала от серии мощных мужских тумаков.

      Волосатый лобок мужа суетливо обтирался об мои ягодицы. Я безжизненно смотрела в стену, словно пыталась просмотреть ее до дыр. Рыдания разрывали меня, но я боялась “подать голос”. Лишь тихонько всхлипывала и вздрагивала в безудержном порыве рыданий.

      Эта ситуация унижала меня. Никогда я еще не чувствовала себя такой поверженной. Наконец Саша резко дернулся и замер, издавая какие–то звериные рычания. Его огромный член яростно сокращался в моей заднице, выбрасывая в прямую кишку густые порции семени. Дернувшись еще несколько раз, он перевалился на спину.

      Буквально через двадцать секунд я услышала мирное сопение: Саша достаточно быстро уснул. Мое сердце разрывалось от обиды и рыданий. Все мое тело дрожало. Я чувствовала, как голова становиться горячей от приступа слез, но не могла остановиться. Я понимала, что мне надо в душ, но сил встать не было.

      Когда я поднялась на кровати, моя голова кружилась от пережитого стресса. Шатаясь, словно в тумане, я медленно прошла в ванную и закрыла за собой дверь. Я скинула с себя халат. Все мое тело содрогалось от страха, по моим ляжкам текли теплые ручейки спермы.

      Я провела рукой между ягодиц и в недоумении уставилась на окровавленную ладонь. Я вздрогнула и глухо вскрикнула. Новый приступ слез мгновенно, овладел моим сознанием. Моя спина прижалась к холодному кафелю. Изнемогая от наплыва негативных эмоций, я медленно сползла спиной по стене и села на корточки.

      В истерике мои руки закрыли нос и губы. Я мычала почти непрерывно, задыхаясь в порывах горечи. Мое дыхание сбилось, стало резким и конвульсивным. Слезы, сопли и слюни снова измазали все мое лицо.

      – Боже, прямо до крови… прямо до крови… – прерывистым от слез голосом, шептала я, – что же ты делаешь, сволочь. Неужели я стала совсем чужой и безразличной, после 18 лет совместной жизни.

      Наконец я чуть успокоилась и попыталась встать. Держась за стену, я подошла к раковине и включила воду. Подняв глаза, я посмотрела в зеркало и ужаснулась.

      “Боже, какое ничтожество…” – пронеслось в моей голове.

      Я давно убеждена, что вся моя проблема заключается во внешности… Когда женщина молода и красива, ею восхищаются, ей дарят подарки, ее хотят оберегать, защищать и заботиться. А что с меня сорокалетней бабы взять? Я теперь частная собственность. Типа куда я, старушка денусь. Дал по башке и делай с ней все, что хочешь.

      Нет, я не считаю себя уродиной. Я вполне привлекательна и ухожена. Недавно я сменила имидж. Теперь у меня пепельный оттенок волос и совершенно новый, неожиданный образ. Мужчины часто смотрят на меня: я слежу за лицом и регулярно хожу в спортзал, и по фигуре ничуть не уступаю молодым девушкам.

      У меня гладкая, не по годам кожа, хрупкие женственные плечи, крупная, третьего размера грудь, ровный животик, на котором нет ни капли жира и дряблой кожи, округлые женственные бедра, и красивые, словно у двадцатилетней девочки ножки.