Денискины рассказы. Виктор Драгунский

посмотрела на его работу и говорит:

      – Наляпано.

      И поставила Левке тройку.

      А когда наступила перемена, Левка остался сидеть за партой. У него был довольно-таки невеселый вид. А я в это время как раз промокал кляксу, и, когда увидел, что Левка такой грустный, я прямо с промокашкой в руке подошел к Левке. Я хотел его развеселить, потому что мы с ним дружим и он один раз подарил мне монетку с дыркой. И еще обещал принести мне стреляную охотничью гильзу, чтобы я из нее сделал атомный телескоп.

      Я подошел к Левке и сказал:

      – Эх ты, Ляпа!

      И состроил ему косые глаза.

      И тут Левка ни с того ни с сего как даст мне пеналом по затылку. Вот когда я понял, как искры из глаз летят. Я страшно разозлился на Левку и треснул его изо всех сил промокашкой по шее. Но он, конечно, даже не почувствовал, а схватил свой портфель и пошел домой. А у меня даже слезы капали из глаз – так здорово поддал мне Левка, – капали прямо на промокашку и расплывались по ней, как бесцветные кляксы…

      И тогда я решил Левку убить. После школы я целый день сидел дома и готовил оружие. Я взял у папы с письменного стола его синий разрезальный нож из пластмассы и целый день точил его о плиту. Я его упорно точил, терпеливо. Он очень медленно затачивался, но я все точил и все думал, как я приду завтра в класс и мой верный синий кинжал блеснет перед Левкой, я занесу его над Левкиной головой, а Левка упадет на колени и будет умолять меня даровать ему жизнь, и я скажу:

      «Извинись!»

      И он скажет:

      «Извини!»

      А я засмеюсь громовым смехом, вот так:

      «Ха-ха-ха-ха!»

      И эхо долго будет повторять в ущельях этот зловещий хохот. А девчонки от страха залезут под парты.

      И когда я лег спать, то все ворочался с боку на бок и вздыхал, потому что мне было жалко Левку – хороший он человек, но теперь пусть несет заслуженную кару, раз он стукнул меня пеналом по голове.

      И синий кинжал лежал у меня под подушкой, и я сжимал его рукоятку и чуть не стонал, так что мама спросила:

      – Ты что там кряхтишь?

      Я сказал:

      – Ничего.

      Мама сказала:

      – Живот, что ли, болит?

      Но я ничего ей не ответил, просто я взял и отвернулся к стенке и стал дышать, как будто я давно уже сплю.

      Утром я ничего не мог есть. Только выпил две чашки чаю с хлебом и маслом, с картошкой и сосиской. Потом пошел в школу.

      Синий кинжал я положил в портфель с самого верху, чтоб удобно было достать.

      И перед тем как пойти в класс, я долго стоял у дверей и не мог войти, так сильно билось сердце.

      Но все-таки я себя переборол, толкнул дверь и вошел. В классе все было как всегда, и Левка стоял у окна с Валериком. Я как его увидел, сразу стал расстегивать портфель, чтобы достать кинжал. Но Левка в это время побежал ко мне. Я подумал, что он опять стукнет меня пеналом или чем-нибудь еще, и стал еще быстрее расстегивать портфель, но Левка вдруг остановился около меня и как-то затоптался на месте, а потом вдруг наклонился ко мне близко-близко и сказал:

      – На!

      И он протянул мне золотую стреляную гильзу.

      И глаза у него стали