Мой слишком близкий друг. Татьяна Алюшина

на работы. Пантелея-то в первых рядах забрали, специально за ним в Зайцы посыльный прискакал, наслышанный о мастере известном. Уж как Фрося, жена его, убивалась, когда мужик родной со двора уходил, как на погибель провожала. Да и то сказать – а куда ж! Мерли да гибли, да хворей смертных набирались на тех болотах мужики что ни день! Страх господень!

      Может, и Пантелея судьба страшная не обошла бы, когда б не случай один. Прознал как-то царь-батюшка про мастера-плотника знатного. Уж как прознал, то неведомо – кто-то из соратников доложился, не иначе, да только царь-то прямиком в плотницкие ряды да как гаркнет:

      – А ну, где тут мастер этот известный?

      И глазом как сверкнет!

      Пантелея ратники за шиворот пред светлы очи царя-батюшки и притащили. А Пантелей-то, хоть и страшно ему, был не прост, виду-то не подал, что боязно, не стушевался, поклонился до земли царю Петру и чинно так отвечает:

      – Я мастер.

      – Ну покажи дела свои! – приказал царь-батюшка.

      И так царю Петру работа Пантелея понравилась, что он его враз с собой забрал, вольную дал ему и семье его и отправил в страну чужеземную, называемую Голландией, учиться корабельному плотничеству да украшательству зодческому.

      Страшно сказать, чего натерпелся Пантелей, по морю на корабле до той Голландии добираясь, чуть все нутро не вывернулось, пластом лежал, еле на землю выбрался. Но ничего, добрался.

      Чудные эти иноземцы оказались, но мастеровые, все как один, к тому же хозяева знатные, крепкие, и все у них не как у нас. Язык их Пантелей так и не освоил, только слова какие-никакие, да мастерам говорить и не надо особо, они делами да уменьем разговаривают. Много интересного узнал Пантелей, а когда вернулся, сам царь его прямиком на работу отправил и семью разрешил привезти поближе.

      А однажды привел царь с собой господина какого-то иностранного – в парике крученом, в камзоле расшитом с кружевами на рукавах. Царь-батюшка показывал ему дела свои, доки скорые, корабли строящиеся, так с осмотром они и добрались до Пантелея в его плотницком цеху. Иноземец рассматривал работу мастера и прицокивал да головой покачивал от удивления и восторга, все что-то лепетал не по-нашему, а приглядевшись к умельцу, так и ходившему в голландских одежках после приезда, понимающе заявил:

      – А-а, Holland!

      Царь-батюшка как рассмеется да как хлопнет иноземца по плечу, что тот только крякнул да присел слегка, покраснев с испугу, а Петр-то наш и говорит:

      – У нас умельцы получше иных будут!

      И толмач, что рядом с иностранцем-то крутился, ему перевел, что царь говорит, а иноземец аж глаза выпучил от удивления и переспрашивает:

      – Not Holland?

      – Нет, не Голланд, – довольно сквозь смех уверил царь-батюшка. – Наш, государства Российского талант! У нас своих мастеров уникальных много! Не Голланд!

      С тех пор стали Пантелея окликать не по фамилии, а все Голланд и Голланд. Сначала для смеху и вспоминая у костра артельного за похлебкой горячей, как царь-батюшка над