Свет невечерний. Стихотворения. Игорь Евсин

т к своей мысли от частности, от какой-нибудь былинки, говора лесного ручья или даже просто от осенней непогоды…

      Самая высокая духовная поэзия всегда вдохновлялась природой. Святитель Иларион (Троицкий), духовный писатель, рассуждал в своем дневнике: «Бывают и в народе чуткие к красоте природы души, но у них к красоте природы отношение не эстетическое, а религиозное: их восхищает красота именно Божьего мира, Божьего создания. Им не нужно красот потрясающих: для них Бог и в былинках на земле велик».

      В XIX веке в общем гимне красоте русской природы сливались стихи Тютчева, Майкова, Фета, Полонского и одухотворенные пейзажи, созданные Шишкиным, Васильевым, Саврасовым, Левитаном. Вместе с ними пела о русской земле музыка Чайковского, Аренского, Лядова, Глазунова. Своим источником русское искусство имело православную Церковь с ее иконописью, архитектурой, хоровым пением.

      Потому и воспитывало в русской душе непустой патриотизм (какой часто мы видим ныне), а церковный. Настоящий глубокий патриотизм чад Небесного Иерусалима, эскиз которого видится в полях и лесах Руси с ее деревнями и древними городами, с ее многочисленными храмами и трогающим душу колокольным звоном.

      В русской духовной церковной традиции ныне посильно трудится и рязанский поэт Игорь Евсин. Об этом говорит его сборник стихотворений «Свет невечерний», в котором он воспевает Богом созданный мир и относится к русской природе, как к дарованной нам Божьей милости.

      Монах Оптиной пустыни

      отец Лазарь,

      (в миру Виктор Афанасьев,

      член Союза писателей России)

      1. Емелины печи

      Былое…

      Я проснулся

      в отцовской избе.

      До восхода

      недолго осталось.

      В прошлом время,

      когда я в себе

      От усталости

      чувствовал старость.

      В доме пахнет

      парным молоком,

      Просыпается

      чувство ребячье.

      И рассветно в душе

      и легко,

      В ней шевелится

      нежность телячья.

      Рядом кот наш,

      Мурзилка, мурчит.

      Здесь тепло

      даже в жуткую стужу.

      Я проснулся

      на русской печи,

      Отогрел я

      продрогшую душу.

      Я проснулся.

      Восход впереди.

      Рад, что больше

      не болен я снами,

      Что не поезд

      меня разбудил —

      Это мама гремит чугунами…

      «Люблю я сердце свое слушать…»

      Люблю я сердце свое слушать,

      забыв и друга и жену,

      там, где ольха,

      словно старушка,

      ветвями вяжет тишину.

      Там, где цветы растут,

      как чудо,

      и с поля веет благодать,

      среди небесных незабудок

      о прошлом легче вспоминать.

      И, сердце слушая,

      поверить,

      что жизнь по-прежнему свежа,

      и что ошибки и потери

      не вечно мне переживать.

      Не вечно мне

      и сердце слушать,

      забыв и друга и жену,

      там где ольха,

      словно старушка,

      ветвями вяжет тишину…

      Покаянная осень

      Еще вчера мне освещала

      листва блестящие пути,

      а нынче осень обнищала,

      по ветру золото пустив.

      Что ж, осень, нас судьба свела,

      Ведь было дело молодое,

      Когда на грешные дела

      Я тратил время золотое.

      Когда при ветрености чувств

      Я жил, как дерево под ветром,

      Казалось мне: вперед я рвусь,

      Хотя на месте был при этом.

      Когда надежды, как дожди,

      Питали душу полевую,

      Казалось мне, что впереди

      Не встречу осень я пустую.

      А нынче далями маня,

      За то, что нам нужна свобода,

      По миру, осень, и меня

      Пустила русская природа.

      …Брожу, как с латаной сумой,

      С душой своею обнищавшей.

      Прошу надежды золотой,

      Любви и веры полной чаши.

      «Река…»

      Река.

      Словно шляпой из фетра

      дым