Меч на ладонях. Андрей Муравьев

вероятно, смутило командира викингов. Тень тяжелых мыслей заволокла его невысокий лоб, покрыв чело непривычными складками тяжелых размышлений.

      – Франк? – наконец он ткнул обломком меча в усатого Горового.

      Тимофей, еще пошатывающийся после допроса, ухмыльнулся и ответил:

      – Не. Козак. Шпрэхн? Понял?

      И, повернувшись к остальным, самодовольно добавил:

      – Он меня, кажись, за лягушатника держит.

      Подтянулись остальные викинги. Большинство из них не опускало оружия. Все настороженно следили за каждым движением своих незнакомых спасителей. Неожиданную реакцию на реплику Горового выдал их предводитель. Осклабившись, он ткнул в Горового:

      – Рус?

      Все четверо кивнули:

      – Да.

      Следующая же фраза бородача вызвала бурю эмоций у бывших пленников Архви. Викинг широко улыбнулся и хлопнул себя в грудь:

      – Карашо… Я – Гуннар Струппарсон. Ярл Хобурга. Посадник Киевского конига. Рус.

      Лица у четверки новых знакомых удивленно вытянулись…

      Затем, правда, последовало сразу несколько непонятных фраз на жуткой смеси архаичного церковнославянского с примесью скандинавских наречий. Но, к счастью для оторопевших выходцев из двадцатого века, среди нагромождения чуждых оборотов нет-нет, да и проскакивали узнаваемые слова.

      Быстрее всех к новому языку приспособился ученый. Он и взялся представлять себя и спутников местному ярлу и остальным викингам.

      Гуннар попробовал выяснять, откуда появились и чем, собственно, занимаются нежданные союзники. В его версии эти вопросы звучали по-спартански лаконично:

      – Чьи вы?

      За всех опять отвечал Сомохов. Теперь он полностью разделял гипотезу Малышева, так что приходилось на ходу придумывать легенду.

      Перед ним стоял представитель киевского князя. Значит, следовало назваться выходцем из земель, которые не являлись бы врагами для Киева. Проблема была в том, что невольные путешественники по времени не могли быть уверены в том, в какой именно год они попали. Стражник, их единственный источник информации, сам путал года по христианскому летосчислению. А ошибка могла дорогого стоить – в конце одиннадцатого века отношения Киева с соседями менялись не просто часто, а очень часто.

      Назвавшись русами, они оставили себе не такой уж большой выбор. Чернигов, Муром и древлянскую Коростень всегда шатало от признания Киевского каганата[27] до открытого восстания, новгородцы с их купеческой республикой вообще до Романовых слыли главными смутьянами.

      – Полоцкие мы, – наконец решился Улугбек. – Полочане, стало быть. Торговые гости.

      Ярл понял, но, снимая вопросы, выразительно посмотрел на трупы стражников. Улугбек продолжил:

      – Они в полон нас взяли. Обоз порезали, товары забрали. Нас пытали, казну искали.

      Слово «казна» вызвало заинтересованность у ярла, но углубляться в расспросы он не стал. Буркнул через плечо, и трое викингов резво рванули к

27

Киевский каганат – одно из дохристианских названий центрального русского княжества. После крещения было принято название «Киевское княжество». Соответственно, верховного правителя Руси могли величать и князем, и, на старый манер, каганом. Скандинавы часто употребляли родные для них термины «кониг» или «конунг».