Конечная – Бельц. Эмманюэль Гран

ам, на другом конце пути, мышечные волокна наотрез отказывались подчиняться. Его тело превратилось в инертную застывшую массу.

      Очень скоро оцепенение завладело бы им окончательно, если бы не мучительная боль, заставившая очнуться. По мере того как он приходил в себя, голова раскалывалась все сильнее, словно бильярдный шар мерно бил изнутри в черепную коробку. Голова налилась свинцом, что причиняло невыносимые мучения. Кровь грохотала в висках, словно горный водопад; лобную долю, эту бездонную черную дыру, атаковали сотни микроскопических электрических разрядов. Он не чувствовал лица, носа, щек. Хотел облизать губы – но язык наткнулся на жесткую корку. Попытался оценить, в каком состоянии нос, – и обнаружил, что из ноздрей подтекает теплая жидкость; ее вкус насторожил и в то же время успокоил его: это была его собственная кровь, к запаху которой примешивался отвратительный запах бензина. Пошевелив языком, он почувствовал, что во рту находится какой-то маленький острый предмет. Поначалу подумал, что откололся кусок зуба, но нет, скорее что-то объемистое и влажное. Он вспомнил, как, едва уловив чье-то дыхание, получил сильный удар в лоб и услышал хруст. Когда он рухнул на землю, его накрыла темнота.

      Он прокашлялся, выплюнул тяжелый кровянистый комок с фрагментами хрящей, забившимися в рот. Он часто и тяжело дышал. Судя по всему, он не получил серьезных повреждений, только вот сильно жгло руки и опухло лицо. Он попытался собраться с силами и поменять положение, но его тело отказывалось двигаться.

      – Черт! – выругался Марк, осознав, что лежит на земле полуголый, с окровавленным лицом, связанный по рукам и ногам каким-то психопатом садистом.

      В окружавшей его непроглядной темноте он все же начал различать неясные очертания каких-то предметов. И тут перед его глазами внезапно возникло зеленое световое пятно, такое же ослепительное, как от лучей прожекторов, освещающих поле стадиона. На его ярком фоне возникла чья-то тень. Затуманенные болью и залитые кровью глаза Марка не могли сфокусироваться на контурах фигуры, но он мог бы поклясться, что тень танцевала. Точнее, исполняла безмолвную пляску смерти. Фигура изгибалась, вытягивалась и съеживалась, как гирлянды серпантина. Она кружилась, вдруг делалась невидимой, внезапно появлялась вновь. Ее судорожные движения казались беспорядочными, нелепыми, однако Марк был абсолютно уверен, что она танцует не просто так. Даже не думай, дружок, не сомневайся, она танцует не просто так… Она вращалась вокруг него, танцевала для него. Потом тень приблизилась, неторопливая, огромная, смещаясь то влево, то вправо, и наконец заслонила собой все световое пятно. Марк, хотя едва дышал и из последних сил боролся с болью и изнеможением, не сомневался, что этот силуэт он уже где-то видел.

      Марк

      Карина едва успела поставить винный бокал, как он треснул у нее в руках, потом она чуть не выронила второй, опуская его в мойку: девушка не могла отвести взгляда от дальнего столика в глубине зала – за ним сидел парень и пил свой кофе. Это напомнило ей сцену из фильма, который она видела по телевизору. Там дело происходило в баре у дороги возле пустыни. На улице стояла невыносимая жара. Официантка изнывала от скуки за стойкой. Какой-то подозрительный тип долго сидел за столиком, скрывшись в полутени, и попивал пиво. Из глубины зала доносились звуки бейсбольного матча, под потолком урчал кондиционер. Подозрительный тип поднял палец, подзывая официантку. Та лениво выползла из-за стойки и остановилась перед ним. Он сунул руку во внутренний карман куртки, достал револьвер, сказал какую-то глупость вроде: «Конечная, все на выход», – и просто так, без видимой причины, ее пристрелил. Пиф-паф. Кровь во весь экран. Фильм напугал Карину до полусмерти, и потом еще целых две недели она по вечерам со всех ног бежала через паркинг к своему «Пежо-106». Ее дружок Франк называл это паранойей. Мужикам этого не понять. Как бы там ни было, но в этот раз парень в глубине зала вновь вызвал у нее приступ паранойи. Лет тридцати, в потертой коричневой толстовке, с взъерошенными волосами, давно не бритый. Он сидел в обнимку с синей спортивной сумкой.

      Еще не рассвело. На стенных электронных часах светились красные цифры – 6:57. Напротив кафетерия работник сетевого кафе «Реле Аш» Абдель сражался с металлическими жалюзи. На вокзале не было ни души. В привычном ритме прибытий и отправлений кафешка стремительно, словно раковина водой, заполнялась людьми, заходившими выпить чашечку кофе, и так же быстро пустела – до следующего поезда. Наплывы посетителей сменялись полным затишьем.

      К 7:19, когда прибывал кемперский поезд, Карина успела пройтись влажной тряпкой по всем столикам и включила телевизор – утреннюю передачу, в которой идеальный зять и его образцовая половина обсуждали детские соски из силикона, косметические маски и премудрости садоводства.

      В 7:55 странный тип в коричневой толстовке все еще сидел над той же самой чашкой кофе. Франк велел бы ей думать о чем-нибудь другом. Это, наверное, какой-то бедолага, и ему некуда податься. Если только у таких людей нет своих привычек. Этого парня Карина никогда не видела. В восемь часов он встал из-за стола, взял сумку и подошел к стойке:

      – Мне нужно позвонить.

      У него был сильный польский акцент. Прошлым летом