Вундеркидз. Вилдвудская академия. Жаклин Сильвестр

через несколько дней!»

      – Жульничество, – постановила Ника и презрительно отбросила конверт. «Скорее всего, жульничество», – внес поправку более легковерный внутренний голос. Пришлось напомнить самой себе, что престижная школа ее не возьмет – после катастрофы с мамиными шляпами оценки у Ники были ужасные.

      Впрочем, школу в этом году все равно менять. В новом году она должна пойти в школу недалеко от дома тети Сони, которая согласилась на время их приютить.

      Это школьное здание было большим, серым – тоскливый прямоугольник, у каждого входа установлена рамка-металлоискатель. Все окна первого этажа были в решетках, а территорию опоясывала ограда, ощетинившаяся колючей проволокой. Интересно, это чтобы внутрь никто не пробрался или чтобы оттуда никто не сбежал?

      Девушка попыталась представить себе эту далекую академию (может быть, ее и не существует вовсе) – какие там, наверное, большие светлые студии… Ника снова провела пальцами по гладкой поверхности бумаги и почувствовала, как ее губы раздвигаются в улыбке: оставалась крошечная вероятность, что ее таланты кто-то где-то заметил.

      «Все равно это мошенничество, – сердито одернула себя девушка. – Надо же, размечталась, как маленькая». Ника взяла письмо, засунула обратно в конверт и бросила в мусорное ведро.

      * * *

      В субботу утром Ника в последний раз проснулась в своей залитой солнцем комнате – шелковые шторы тоже «изъяли», но карнизы над окнами остались, и они словно рамки подчеркивали красоту струящихся солнечных лучей… Девушка уткнулась лицом в голубую наволочку – слава богу, постельное белье переедет к Соне вместе с ней, но широченную кровать придется оставить здесь. Ника переоделась в хлопчатобумажные шорты и легкую майку: август не собирался сдавать позиции сентябрю, и в Лос-Анджелесе стояла жара. Маму она нашла внизу – Дарья сидела, скрестив ноги, возле того места, где раньше был кухонный стол, который теперь заменила перевернутая картонная коробка. На коробке стояла кружка с надписью: «Я люблю Нью-Йорк» с некрепким кофе, и лежали три последних выпуска «Женской моды» – журнала, где иногда давали объявления о вакансиях: Дарья уткнулась носом в августовский номер, напряженно сдвинув брови.

      – Бросай ты это дело. – Ника включила чайник.

      – Не могу, тут предлагают отличную работу, – нервно ответила Дарья. – В Сиэтле. И платят хорошо.

      Ника только вздохнула. Она понимала, что найти новую работу маме будет трудно, пока «шляпный скандал» не забудется.

      – Круто, мам, – машинально ответила Ника.

      Так же она отвечала и раньше, когда у мамы появилась идея перебраться в Лос-Анджелес («центр киноиндустрии – новые возможности»), а до этого – в Сан-Франциско («великолепная природа»), в Нью-Йорк («мировая столица моды»), в Майами («потрясающие пляжи»), а еще раньше – в Чикаго, потому что… да нет, просто так.

      – Там часто идет дождь, ты же это любишь, – бодро заметила Дарья, взглянув в серые глаза дочери.

      Они были почти одинаковыми. Только Дарьины глаза были