Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией. Ольга Власова

тогда были иллюстрированная энциклопедия мировой истории и иллюстрированная история мировой литературы. Он начал читать их, когда пошел в школу.

      Одновременно Дэвид Лэйнг задумался и о музыкальном образовании для своего сына. Что неудивительно, ведь Рональд мог стать для него аккомпаниатором. Дэвид выбрал музыкальную школу Джулии Оммер, специализирующуюся на обучении маленьких детей, и Рональд с терпением и усердием будущего пианиста приступил к занятиям. «Моя жизнь проходила между школой, домом, музыкой, воскресной школой и играми»[18], – впоследствии будет вспоминать он. Это была беззаботная жизнь маленького мальчика, тогда, по его собственному признанию, ее омрачали только синяки.

      Лэйнг любил вечера у камина. В зимний вечер, после уроков, музыкальных занятий и чтения, ему нравилось сидеть у огня, вглядываясь в его языки:

      Когда я смотрел на огонь, я погружался в него и растворялся в нем. Я не дремал. Это не было похоже на сон. Я проделывал это для хорошего сна. Но также можно сказать, что я засыпал для «созерцания огня». Спустя несколько лет я с удивлением обнаружил, что этот процесс, этот уход от ясности сознания посредством чистого сосредоточения является широко практикуемой формой медитации.

      Я имел обыкновение в течение долгих часов сидеть рядом с моей матерью и вглядываться в то, что происходит за окном. Так, смотря за окно, я проводил тогда столько же часов, сколько мои дети тратят теперь на просмотр телевизора.

      Это окно было односторонним экраном[19].

      В детстве у Лэйнга почти не было друзей. До того как он пошел в школу, его ни разу не выпускали поиграть на улице, сверстники, за редким исключением, не приходили и домой. Он был домашним ребенком. И вместо тихих семейных вечеров с дедушками и бабушками, вместо друзей родителей и застольных бесед дом постоянно был наполнен музыкой:

      За все свое детство я не припоминаю ни одного раза, когда у нас бы собрались взрослые, просто для того, чтобы посидеть и поболтать… <…> Ничего похожего ни в нашем доме, ни где-либо еще, поскольку я не слышал об этом, не было. Я в полной мере наверстал это позже, но вместо этого была музыка, – более чем выгодный обмен. Если бы мне предложили выбрать между разговором или пением, я предпочел бы пение. Беседа казалась мне лишь вырождением пения, партией без мелодичности, тембра, ритма и слуха. Только музыка развертывается, ослабевает и умирает. Да, только пение и музыка были живыми[20].

      У Лэйнга были великолепные музыкальные данные. Все – и он сам, и преподаватели – были уверены в абсолютном слухе. В десятилетнем возрасте сделали ряд тестов, которые один за другим подтверждали эти предположения, пока на одном из них он не ошибся. Тест повторили, повторилась ошибка. Это было провалом. Никто не мог поверить в это, и никто не понял, было ли это действительной ошибкой, или мальчик просто не понял, что от него требовалось. Уже в зрелом возрасте, досадуя об этой промашке, сам Лэйнг будет говорить, что до сих пор не может понять, как это могло случиться.

      26

18

Ibid. Р. 57.

19

Ibid. Р. 63.

20

Ibid. Р. 65–66.