Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией. Ольга Власова

я продвинулся в карьере[87].

      Тогда он находился на пороге своего профессионального подъема. Перед ним только открывались перспективы.

      Королевская Гартнавельская больница

      В конце 1953 г., демобилизовавшись из армии, Лэйнг вернулся в Глазго и продолжил свою карьеру в Королевской Гартнавельской психиатрической больнице. Дела шли неплохо. У него были молодая жена и дочка. Благодаря родителям Энн они снимали квартиру на Нова Драйв, в Вест-Энде.

      Отношения с родителями становились все напряженнее. По возвращении из армии он, в частности, не нашел своего любимого огромного письменного стола, а также любимого детского рояля, отсутствовали и первые эпистолярные опусы. Все это сразу же стало поводом для скандала. Куда этот стол делся, в семье Лэйнгов не могут выяснить до сих пор. Сам Лэйнг потом говорил, что Амелия изрубила его топором. Но есть и другая версия: возможно родители продали его, он был большой, занимал много места, а они не пользовались им, и им были нужны деньги. В любом случае, у Лэйнга об этом не спросили. С отцом все было в целом нормально, в то время как мать еще сильнее отдалялась. Возможно, она ревновала сына к невестке.

      У Энн отношения со свекровью тоже не сложились. Только через несколько лет их брака Энн рассказала Лэйнгу, что в самом начале их знакомства Амелия высказывала Энн крайнее сочувствие и по-дружески предостерегала ее от отношений с ним, рассказав при этом, что ее сын… гей. Поводом для такого мнения матери послужили дружеские отношения Лэйнга с Джо Шорстейном. Тот очень хотел познакомиться с ней, и Лэйнг в год после получения диплома пригласил его домой. Джо пришел в компании двух других знакомых Лэйнга – лорда Чарльза Макартни и его приятеля детского психиатра. Оба они были гомосексуалистами. Через несколько лет этот детский психиатр покончил с собой из-за проблем на работе. История широко обсуждалась в прессе, и, очевидно, Амелия прочла одну из заметок, узнала о нетрадиционной ориентации этого парня и методом простого переноса пришла к умозаключению, которое она и озвучила Энн.

      Однако отношения с родителями теперь не мешали академической карьере Лэйнга, а Гартнавельская психиатрическая больница была решительным шагом вперед. В ней он впервые повстречался с хрониками – теми, кто болел уже десять, пятнадцать, а то и двадцать-тридцать лет. Армейская психиатрия ориентировалась на острые расстройства и, в любом случае, была своеобразным «перевалочным пунктом». Отсюда все больные в случае развития заболевания отправлялись в обычные гражданские психиатрические больницы. «В Гартнавеле были больные, находившиеся там уже десять, тридцать, шестьдесят лет: те, которых положили в больницу еще в девятнадцатом веке»[88], – впоследствии, поражаясь, вспоминал Лэйнг.

      Лэйнг работал в женском отделении для неизлечимых больных. Там еще сохранились мягкие палаты для буйных, и большинство больных имели опыт лечения шоковой терапией и инсулиновыми комами. Некоторые пережили

87

Laing A. R. D. Laing: A Biography. P. 54.

88

Laing R. D. Wisdom, Madness and Folly. P. 148.