Господин исполнитель. Татьяна Гржибовская

переживания. Тело пианиста подчинялось пульсации ритмов и настроению мелодии. Недвижное, загипнотизированное журчанием и плеском вод в «Ундине», в «Виселице» оно напряглось и повторяло колыхание повешенного в такт пустым аккордам. Обречённо звучал далёкий колокол на одной повторяющейся ноте под нервными пальцами, наводя жуткую тоску.

      Влад встал со своего места и шагнул в сторону Юлии. Он махнул ей рукой, приглашая перейти из дальнего угла сюда, ближе к чудаку-вундеркинду. Он хотел, чтобы они могли поймать его гениальное перевоплощение в невероятного, мистического Скарбо, пугающего не только детей.

      Однако Юлия никак не отреагировала. Она сидела, плотно обхватив себя руками, напряжённая, как струна, и злилась: «Что он меня, специально сюда привёл, чтобы уколоть “Гаспаром”[1]?!» Не забыть, как измучил её этот музыкальный шедевр и как в конце концов она вынуждена была отказаться от этого произведения Равеля.

      – Юля! – шёпотом позвал Влад.

      Произошло неожиданное. Молодая женщина вскочила и побежала к выходу, громко стуча каблуками по начищенному паркету. К груди она судорожно прижимала сумочку. Длинная широкая юбка развевалась, подобно шлейфу королевы.

      Ираида Львовна, поднявшись со своего места, в замешательстве теребила в руках листок с программкой.

      Кречетов кинулся вдогонку за женой.

      – Отстань! – отмахнулась Юлия сумочкой от мужа и выскользнула в фойе.

      Владислав Александрович аккуратно, очень аккуратно прикрыл дверь за супругой и развернулся к публике с обворожительной улыбкой:

      – Извините, вернёмся к нашим делам.

      Сто тысяч кошек скреблись у него на душе.

      Надрывные хохочущие звуки невидимого злого духа Скарбо заполняли овальный концертный зал – горбатая тень гоблина металась за роялем.

      Глава 4. Кризис жанра доктора Ольшанского

      Михаил помнил предложение Кречетова, сделанное на крыльце композиторского дома, но всерьёз к нему не отнёсся, – подумал, мало ли что скажет мужик по пьяни, пусть даже преподаватель от Бога! Москва и провинция – две разные галактики.

      Дела закрутили Михаила, не давая опомниться после поездки. Так сложилось, что именно теперь он, как всякий нормальный человек в его возрасте, переживал «кризис жанра»: ему надоело однообразие работы заведующего отделением детского санатория. Раздражало, что, как младший школьник, он не может сделать шаг влево, шаг вправо: потому что не имеет права, если это противоречит спущенной «сверху» инструкции. Его натура требовала бурной деятельности.

      Он давно заменил в своём отделении сгнившую сантехнику на сверкающую импортную. Обеспечил дежурных медсестёр удобной формой и бытовыми удобствами – от электрических чайников до вращающихся современных кресел на посту. Ревнители устоявшихся традиций шептались о финансовых источниках для всей этой «красоты».

      Ходили слухи о сокрытых платных услугах, вымогательствах с родителей и даже интимной связи с главной бухгалтершей управления

1

Имеется в виду сюита М. Равеля «Ночной Гаспар» из трёх пьес: «Ундина», «Виселица», «Скарбо». Этот «удивительный триптих» (выражение А. Карто) написан под впечатлением поэм в прозе Алоизиюса Луи Бертрана. Нигде больше у него не встречалось такой концентрации выражения мрачного и зловеще-фантастического (http://www.belcato.ru/ravel_gaspard.html).