Заводное сердце. Девочка из ниоткуда. Ася Плошкина

он проходил мимо стола, девушки, сидевшие вокруг Златы, как по команде, сморщились и зажали носы.

      – Чем это пахнет? – процедила Тильда.

      – Как, ты не знаешь? – Злата картинно приподняла брови. – Так пахнут маленькие немытые оборванцы.

      Подружки поддержали ее дружным хихиканьем. Мальчишка – он уже сидел перед камином, подкладывая в него дрова из поленницы, – не обернулся, но его уши запылали ярче любого пламени. Варя в недоумении посмотрела на классную даму – неужели она ничего не сделает? Но Амелия Никитична увлеченно поедала сладкий картофель и даже головы к насмешницам не повернула.

      В камине затрещал огонь, и столовая озарилась рыжеватым светом.

      – Пожалуйте, – буркнул мальчишка, поднимаясь на ноги. Уставившись в пол, он зашагал обратно к двери.

      Варя оглядела соседок. Почему все молчат? Нужно же сказать…

      – Спасибо большое, Захар! Стало так уютно! – Девушка несмело улыбнулась.

      Наступила тишина. Все взгляды – подозрительные, негодующие, жалостные – обратились к новенькой. Мальчишка дернулся, как будто его ударили, и обернулся, чтобы посмотреть на девушку – исподлобья, точно дикий волчонок. Улыбка на Варином лице потускнела – все вели себя так, словно она совершила что-то недопустимое.

      – Ты не в своем уме? – прошипела ей Тильда. – С ним нельзя разговаривать.

      – Но почему? Я сказала спасибо, что в этом плохого?

      Над столом пронесся общий вздох. Варя поймала на себе тревожный, предостерегающий взгляд Захара и окончательно сникла.

      – Потому что он прислуга, – снисходительно улыбнулась Злата. – Грязный трубочист. Мальчик на побегушках. Чернорабочий. Теперь понятно?

      Захар шумно выдохнул, вмиг сделался пунцовым и вылетел из столовой, а Варя беспомощно посмотрела ему вслед.

      – Ничего, – голос Златы был похож на патоку. – Ты только приехала, тебе простительно ошибаться. Думаю, ты быстро освоишься. А мы поможем. Правда, душечки?

      Варя почти не притронулась к еде – только крошила хлеб и перекатывала из стороны в сторону вареный горошек. Тоска маленькой скользкой змейкой скрутила желудок, и девушке казалось, что, если она съест хоть крошку, ее непременно стошнит.

      Говорить Варе тоже не хотелось, и она молча рассматривала отблески огня на серебряных, до сияния начищенных приборах. Мимо проплывали обрывки чужих разговоров. Злата без умолку говорила о том, какое платье ей сошьют к зимнему механическому балу и сколько молодых офицеров и студентов изобретательского факультета умоляют отдать им хотя бы один вальс или мазурку.

      Варе хотелось уйти, спрятаться, завернуться в одеяло и просидеть в этом коконе так долго, как только можно. «Может быть, я просто устала? – стараясь унять тревогу, говорила она себе. – Завтра я начну сначала, все будет по-другому. Лучше».

      С этой мыслью сразу после ужина она поднялась прямиком к себе в спальню.

      – Не хочешь поболтать с нами немного? Время еще есть, – голос Златы звучал тепло и приветливо, сложно