Персидский джид. Далия Трускиновская

и про долгие обозы – про все разом поведать пытался.

      Он был совершенно счастлив.

      – И долго вы, от Москвы до Казани-то?

      – Тринадцать дней туда, двенадцать – обратно, – с гордостью сообщил Данила.

      – Что ж так долго?! – Очевидно, Ульянке казалось, что царский гонец должен всюду добираться за ночь пути – хоть в Кострому, хоть в Енисейск, хоть в Китай.

      – Экий ты умный! – возмутился Данила. – А наше дело не в скорости. Коли кому скорость нужна – так на то ямская гоньба есть. У меня ямщик знакомый, врать не станет – от Архангельска до Вологды зимой на санях за восемь суток докатить можно. Из Москвы в Новгород зимой – четверо суток всего, летом на телеге – подольше, с неделю выйдет. Верхом гонцы за трое суток путь одолевают!

      Причем, попроси кто в этот миг Данилу показать пальцем, в которой стороне будет Новгород, в которой – Вологда, был бы детинушка в огромном затруднении. Он запомнил Тимофеев спор со знакомым ямщиком – и только.

      – Ишь ты!.. – позавидовал Ульянка.

      – Это ли не скорость! А нас, государевых конюхов, за иным посылают. Не всегда и прямым путем едешь. Бывает, что пеш идешь и коня в поводу ведешь…

      Эту радость они с Богданом как раз и испытали в избытке – было на пути такое топкое место…

      – Нам главное – что велено, в целости доставить, бывает, что и золота мешок везешь…

      Тут уж Данила, вконец обнаглев, приписал себе чужую заслугу, и еще многолетней давности, да ведь не напрямую заявил: я, мол, самолично мешок вез, а как бы предложил Ульянке понимать это в меру своего соображения.

      Неизвестно, до каких еще подвигов дохвастался бы Данила, но перебил его песий яростный лай.

      – Глянь! – крикнул Ульянка.

      Данила и сам бы повернул голову на шум. Но парнишка оказался шустрее.

      По улице кое-как, сильно припадая на левую ногу, бежал пожилой человек в расстегнутой зеленой однорядке. Он как мог помогал себе посохом, а в другой руке держал небольшой холщовый мешок. Как раз когда его увидел Данила, здоровенный черный пес кинулся ему на спину, повалил его и стал, рыча, добираться до горла. Другой, помельче, рыжий, наскакивал на упавшего и звонко лаял.

      – Ах ты, холера! – с таким боевым кличем Данила шлепнул Голована плетью и кинулся на выручку хромому мужику, а Ульянка – следом.

      Даниле повезло – наконец-то удалось ловко схватить рукоять плетки, которая на петельке, как велели старшие конюхи, висела на самом мизинце. Другое везение было – Голован совершенно не боялся собак, какой бы шум они ни подняли. Подскакав, Данила хлестнул по серому, волчьего вида псу раз и другой, крест-накрест, пес отскочил, присел, зарычал. Тут же досталось и рыжему.

      – Вон они откуда! – крикнул Ульянка, показывая на приоткрытые ворота. И решительно послал своего Булата, желая стоптать псов копытами.

      – Вставай, дядя! – велел Данила мужику. – Вставай да к коням беги!

      Конюхи, сопровождавшие табун, заметили неурядицу и, придерживая коней, ждали – не придется ли помогать.

      Хромой