Утешение философией. Боэций

уже побледнев,

      Вечный путь Люцифер продолжает.

      В листопаде ненастной зимы

      Ты сжимаешь дневной промежуток

      И торопишь дневные часы

      С наступленьем горячего лета.

      Мудро смену времен ты назначил,

      Чтоб листву, что уносит Борей,

      Вновь Зефир⁵⁸ нам весной возвратил бы,

      Сжег бы Сириус⁵⁹ колос высокий,

      Чей посев бы увидел Арктур⁶⁰.

      Все творенья свободно от века

      Сохраняют места в этом мире.

      К цели верной ты все направляешь,

      Не желая дела лишь людей

      Обуздать должной мерой, о царь,

      Почему перемены несет

      Нам судьба, угнетая невинных,

      А преступников кара бежит?

      Злые нравы зачем остаются

      На высоких местах и зачем

      Выю гнут людям честным злодеи?

      Добродетель таится в тени, —

      Свет во тьме, – кару честный несет

      За злодея вину? Почему?!

      Клятва ложная им не вредит —

      Ложь, прикрытая блеском наряда.

      Рады силою дерзкой своей,

      Пред которой трепещут народы,

      Покорять высочайших царей.

      О, взгляни на несчастную землю,

      Что покорна порядку вещей!

      Не ничтожная мира мы часть,

      Хоть бросают нас волны судьбы.

      Их обвал удержи, повелитель!

      И законом бескрайних небес

      Укрепи неподвижную землю!

      V. Лишь только завершил я эту длинную скорбную песнь, как она, со спокойным лицом и не взволновавшись моими жалобами, сказала:

      – Когда я увидела тебя грустным и рыдающим, то поняла, что ты несчастный изгнанник. Но не знала я, каким далеким было изгнание, пока твои речи не открыли мне это. Однако, как бы далеко ты ни был от своего отечества, ты не столько изгнан, сколько сбился с пути. И если ты покинул его, считая себя изгнанником, то скорее ты сам себя изгнал, ведь ни у кого нет права сделать это по отношению к тебе. Если вспомнишь, откуда ты родом, то не тому отечеству, в котором господствует многовластие, как у афинян⁶¹, обязан своим происхождением, но единому властелину, единому государю⁶², который не радуется изгнанию граждан. Руководствоваться его законами и повиноваться его правосудию есть высшая свобода. Разве ты не знаешь древнейший закон твоего государства, который священ, что никто не имеет права изгнать того, кто желает обосноваться в его пределах⁶³. Ведь находящемуся под защитой его стен чужда боязнь, что он может быть незаслуженно изгнан. А если кто-нибудь перестает желать обитать там, в равной степени перестает этого заслуживать. Поэтому меня не столько беспокоит вид этого места, сколько твой вид. Ведь я пекусь о пристанище не в стенах библиотеки, украшенной слоновой костью и стеклом, а в твоей душе, в которой разместила не сами книги, но то, что придает книгам цену, – мысли, вложенные мною в них. И хотя ты сказал правду относительно твоих заслуг во имя общего блага, но о значении совершенных тобой дел напомнил недостаточно. Ты привел известные факты об обвинениях, как