и внимание целиком и полностью посвятила мужу. Он оказался очень педантичным и не терпел ни малейшего запоздания, она стрелой неслась с работы домой, чтобы не дай Бог не опоздать с ужином или ещё что-то не успеть, или забыть. Зимой по воскресеньям он обыкновенно ходил на лыжах, а весной и осенью проходил оздоровительный плавательный курс в бассейне. При малейшем недомогании он укладывался в постель и все предписания врачей выполнял неукоснительно. Естественно, жена крутилась вокруг него с удвоенной скоростью. Сама Мария Александровна болеть возможности при этом не имела, она с присущей ей энергией успевала делать всё и на работе, и дома: готовила много и вкусно, порядок в доме поддерживала идеальный. Все знакомые и родственники считали, что Ванечке с женой очень повезло. Когда оба они появлялись на семейных торжествах, Нина всегда любовалась этой, удивительно подходящей друг другу, парой – он молодцевато подтянутый, высокий и холёный, она – всегда радостная, яркая, значительная своей полнотой. Их так и звали «Иван да Марья», и это тоже было как бы символично. Иван Мартынович никогда не курил, а Маша, привыкнув ещё с войны, с сигаретой не расставалась. Она была единственной курящей женщиной в семье, поэтому Нинина мама только ей разрешала закурить прямо за столом в комнате, а не выходить с мужчинами на лестничную площадку. Мария Александровна обыкновенно курила дорогие сигареты, элегантно откинувшись, чуть прищурившись, затягивалась, и даже эта её небольшая слабость выглядела так грациозно, что Нина благоговейно наблюдала за ней и восхищалась. Тётя Маша была её кумиром. Под конец гулянья «гусак» всегда пел, голос его был до умопомрачения противный, эдакий «задавленный» тенор, но он им очень гордился, и этот ритуал всеобщего прослушивания его репертуара и изображения необыкновенного внимания и восхищения на лицах уже подуставших гостей, никогда не нарушался. «Ради Марии можно выдержать и это маленькое неудобство», – говорила обычно мама т. Шуре, та только усмехалась.
Два раза в год: на Масленицу и на День рождения Ивана Мартыновича, Полонские собирали гостей у себя. Стол был всегда изысканный и обильный. Мария Александровна с профессиональным и врождённым мастерством готовила необыкновенные блюда. Иван Мартынович ужасно гордился женой, особенно перед своими родственниками и, походя ещё больше на довольного гусака, пел обыкновенно в два раза дольше. Лет семь назад, когда они отработали все мыслимые и немыслимые сроки в своём Министерстве, им, наконец, выделили небольшую двухкомнатную квартиру в Октябрьском переулке, как раз напротив МИИТа, который заканчивала Нина, и где позже она частенько бывала по долгу службы. Поэтому иногда Нина забегала проведать столь обожаемую ею т. Машу. Тётя Маша встречала её в неизменно шикарном атласном халате и с обязательно напудренным носиком, она и в столь будничной обстановке, и в уже немолодые свои годы, была неотразимо привлекательной женщиной.
И вот теперь Нина, как прежде, была в доме у Полонских. Тот же шикарно
