Рассказы алтарника. Валерий Лялин

всю службу. Голос у нее был тонкий, хрустальный и сильный. В церковные окна был виден крупными хлопьями медленно падающий снег, оседающий на ветвях берез. Сонькин голос был жалобный и тоскливый, и казалось, что это поет сама иззябшая, укрытая снегами матушка-Русь.

      «Со страхом Божиим и верою приступите!» – возглашал батюшка Климентий. И Сонька, на ходу распевая: «Тело Христово приимите…» – приступала и приобщалась. И так входила в них благодать Божия, и оба они светлели ликом и были как Рахиль и Иаков.

      Так незаметно прошла зима, весна. На Пасху народу привалило много, стояли даже во дворе. Батюшка после Златоустова огласительного слова сказал обличительную проповедь. Он говорил, что нынешние люди оставили церковь Христову и стали поклоняться идолу. А идол этот стоит в каждом доме в красном углу, где полагается быть святым иконам. И народ губит свои души, смотря на всякие бесовские представления. Тяжко народ согрешает, любуясь фильмами, где блуд, убийства и грабеж. И еще сказал батюшка, что если они не будут ходить в храм Божий, то он, убогий пастырь Климентий, сам будет приходить к ним в дома и наставлять в Законе Божием.

      И стал с тех пор отец Климентий постепенно обходить свой приход. В черной рясе на вате, сшитой ему Сонькой, в скуфье, в сапогах и с посохом от собак, ходил он из дома в дом.

      – Мамка, опять поп к нам пришел, – глянув в окно, сообщил вихрастый мальчишка обществу, сгрудившемуся около бурно работающего телевизора, где, вопя, трясли друг друга за грудки мексиканские сеньоры с бакенбардами и злыми собачьими глазами.

      – Батя, ты это, тово, посиди малость, пока мы сериал досмотрим, – сказал дедушка Егор.

      Отец Климентий сел на лавку и еще просидел с полчаса, пока в телевизоре не закончился этот мексиканский содом.

      После еще малость было обсуждение просмотренного и большой спор: брюхата или нет мексиканская девка Перла? Вихрастый мальчишка указал на виновника – сеньора с рыжими бакенбардами, за что от деда получил увесистый подзатыльник.

      – Ну что, язычники, освободились?

      – Да что ты, батюшка, каки-таки мы язычники, мы все крещеные, – всплеснула руками бабушка Пелагея.

      – Нет, бабуля, все равно язычники, потому что этому идолу поклоняетесь, в церковь не ходите, постов не соблюдаете, Богу не молитесь.

      – Какому такому идолу?! – вскричала Пелагея.

      – Да вот он перед вами, телевизор этот, что поработил вас и сожрал со всеми потрохами. А Бог-то все видит. И придет время – восплачете вы за свое нечестие и отступление от Бога.

      – А ты, батя, нас не пугай, – сказал дед Егор, – живем тихо, работаем, не воруем, и какой-то достаток у нас есть, а телевизор нам – развлечение. Ну, а Богу в нашем хозяйстве вроде бы места и не осталось.

      – Ой, Егорушка, окстись, как бы нам всем не поколеть и не погореть за твои речи. Ведь знамо, что Бог поругаем не бывает. И Бог усматривает каждую былинку, недаром в Писании сказано, что всякое дыхание хвалит Господа, – увещевала бабка Пелагея.

      Вот