Дело гангстера боится. Дарья Калинина

такого вообще просто не бывает. И Шариков далеко не ангел, чтобы его все любили. Подруги были уверены, что за этим человеком числится немало больших и малых прегрешений. И если посчитать, то наверняка окажется, что из желающих отомстить банкиру выстроится целая длинная очередь. Вопрос заключался в том, у кого именно из этой очереди возникла острая и непреодолимая потребность сделать это немедленно.

      – И ведь даже ребенка не пожалели! Значит, этот человек имеет на вас серьезную обиду. Вспоминайте, кого вы так задели.

      – Нет, нет! Я ничего не знаю.

      И все же подруги могли поклясться чем угодно, что банкир не вполне с ними откровенен. И не они одни. Бабушка пострадавшего Витальки тоже не стала сдерживаться.

      – Не ври! – воскликнула она, удивительно резво вскакивая из кресла, в котором только что полулежала. – Не лги хотя бы людям! Уж я-то знаю, как Виталька тебе поперек горла был! Не любил ты его никогда!

      – А вы, мама, его избаловали до невозможности! Испортили пацана!

      – Ты был бы только рад, если бы Виталька исчез совсем! – твердила свое теща банкира. – Убийца!

      – Мама, замолчи!

      К ссоре подключилась и жена банкира. Виолетта вскочила со стула и чуть ли не с кулаками наступала на свою мать. Но та не дала дочери спуску и тоже надвинулась на нее.

      – Ты родного сына на кобеля приблудного променяла! За мужиком своим тянулась, а про кровиночку и думать не хотела! Вот Бог тебя и наказал! Отнял у тебя Виталика!

      Налицо был конфликт поколений, вот только его подоплеки подруги пока что не понимали.

      А бабка между тем снова залилась слезами.

      – Врача! Врача! – вопила она что есть силы. – Мне плохо! Умираю!

      От ее криков из комнаты сиганули прочь перепуганные кошки подруг. Фантик и Фатима не выносили громких звуков. Кошек отличал любопытный нрав, но такое представление было чересчур даже для них. А подруги подумали, что для умирающей бабка кричит удивительно громко. Но дело было даже не в этом. Пусть теща банкира притворялась, сколько бы ей заблагорассудилось. Но почему она называла Виталика чужим Шарикову?

      Таракан тоже вопросительно посмотрел на банкира, а потом на его жену.

      – Ну, да! – раздраженно откликнулась Виолетта. – Да, мой сын не родной моему мужу. Он его усыновил. Теперь вам ясно, что имеет в виду моя мать?

      – Ой, дура! – немедленно отреагировала старуха. – Какая же ты дура, Летта!

      – Софья Георгиевна, помолчите, – велел ей Таракан. – Если бы не ваши реплики, никто бы ничего не узнал.

      Старуха примолкла. А ее дочь со вздохом полезла в свою сумочку за кружевным носовым платочком, которым она деликатно промокнула свои глаза. У бабки Виталика платок был самый обычный, дешевый и не слишком чистый. У Шарикова полотняный. А вот у Виолетты оказался при себе изящный кружевной. Подруги и сами не знали, что следует из этих их наблюдений, они просто отметили это.

      – Так и знала, что придется об этом сказать, – произнесла она затем. – Да, Виталик был рожден от другого мужчины,