Повести и рассказы. Сослан Черчесов

карга была права. А отец погиб на бессмысленной войне, сражаясь за своего феодала, который даже имени его не знал. Наш дом продали, а я оказался на улице ‒ один, покинутый всеми. Родня отказалась меня принять, им самим было нечего есть, и лишний рот им был не нужен, тем более, что я рос слабым и болезненным ребенком. Их можно понять. Итак, я остался один на улице. Так что мы с тобой, юноша, похожи и даже больше, чем ты можешь себе представить. Один на улице среди сотен таких же сирот, обездоленных войной между сеньорами. Знать никогда не считалась с потерями крестьян. Да и зачем жалеть чернь.

      Мне пришлось выживать: спать в канавах, в стогах сена, драться и воровать. Постепенно я окреп и стал сильнее и наглее. Тот день пришелся на субботу, за день до воскресной службы. Любимым развлечением для простолюдинов и знати у нас в городе была казнь.

      Это было что-то вроде шоу сейчас. Шоу в прямом эфире. Палач был настоящей звездой, хоть и не давал автографы. Народу, как всегда, набилось много. Яблоку было негде упасть. И я, как обычно, отправился на базарную площадь не только посмотреть кровавое представление, но и заодно собрать несколько кошельков у зевак.

      Да, я был карманником, обычным воришкой. Я даже состоял в банде «маленьких сорви голов». Мы выживали, вместе ели и спали ‒ все как один. У меня был лучший друг ‒ Гаспар. Он был старше меня где-то на два года. Он был сильным и высоким ‒ не то, что я тогда. Гаспар всегда меня защищал, когда мальчишки пытались побить меня. И у меня был любимая девушка, точнее, тайная и безнадежная любовь, почти как у тебя. Ее звали Люция, она была дочерью придворного звездочета. Ее отец вечно сидел у себя в высокой башне и носа из нее показывал. По ночам наблюдал за звездами, а днем чертил карты звездного неба. Фанатик, энтузиаст. Его звали Меркурио. Так что дочь отчасти была предоставлена сама себе и часто гуляла с нами по городу. Люция обожала танцевать и прекрасно танцевала. Она мечтала стать акробаткой и сбежать из города и от отца вместе с бродячим цирком. Отец, естественно, был против, и на дочь у него были совершенно другие планы: выгодное замужество за богатого купца или за сына кого-нибудь сеньора. Я не мог даже мечтать о ней. Я уличный вор. Я никто и звать меня никак. К тому же Люция была красавицей: белая чистая кожа, словно ранний невинный снег, и огромные, бездонные, черные, как ночь, глаза; кудрявые волосы цвета вороньего крыла спадали локонами до пояса, но она всегда заплетала их в косы. В городе ее все звали «луноликая», кроме того, она прекрасно пела, у нее был удивительный голос. Ее всегда звали петь и танцевать на городские праздники. Но сейчас не об этом. Так вот, когда я уже нашел и тихо, как кошка, залез в чужой карман с тугим и жирным кошельком, меня поймали ‒ более того, меня поймали за руку. До того дня меня ни разу не ловили. Я был ловким карманником, но все рано или поздно бывает в первый раз.

      3

      ‒ А что было дальше?

      ‒ А что бывает с ворами, мальчик? ‒ Он все время звал меня «мальчиком», но я привык и не обращал внимания. ‒ Меня ждало наказание. Справедливые горожане решили повесить мальчишку. Повесить меня за какой-то жалкий кошелек. Суровый век, суровые сердца. Но я их не