Фабрика ужаса. Страшные рассказы. Игорь Шестков

ярче звезд, а клыки казались мне размером с бивни мамонта.

      Я поднял булыжник и бросил в большого ушастого пса. Хотел поразить его в голову. Кажется, попал… услышал жалобный скулеж… тут же поднял второй и уже собирался его метнуть… но тут Инга взяла меня за руку и сказала: «Не надо, милый, они не причинят нам вреда».

      Затем она – только на мгновение – как-то странно напряглась…

      Что-то прошептала.

      Я заметил быстро растущую тень, похожую очертаниями на огромную собаку…

      Мне показалось, что глаза Инги стали размером с мельницу, и из них полетели в разные стороны зеленоватые искры. Я оробел.

      Из пансионата донеслась чарующая мелодия Джоржа Харрисона «My Sweet Lord», я обнял Ингу за талию и мы, танцуя, прошли сквозь кольцо почему-то притихших псов… Через несколько секунд – я обернулся… никаких собак не было на дороге. Только грязная вода поблескивала в лужах.

      Вышли на пляж.

      Не сговариваясь, сбросили одежду и вошли в теплую, иссиня-черную воду.

      Ночное море втянуло нас в себя своим огромным ласковым ртом. И ласкало, ласкало наши молодые тела своими солеными губами…

      После купания валялись на теплой гальке, смотрели в небо, обнимались.

      Большего я и не хотел…

      Но, повинуясь инстинкту («или делай, или хотя бы демонстрируй готовность и желание»), дотронулся несколько раз кончиками пальцев до лобка моей подружки…

      Как будто засохшие водоросли потрогал.

      Ее оливковые груди представлялись мне свернувшимися в спирали электрическими угрями. От прикосновения к ним меня било током. Я видел маленькие желтые молнии, вылетающие из ее сосков как из электрической машины.

      Целовалась Инга очень сладко.

      Я не сразу заметил, что ее длинный язык – раздвоен на конце.

      Перед тем, как возвращаться в пансионат, мы развели костер из плавника и поджарили тот самый баклажан, который я несколько дней до этого – сам не зная, зачем и почему – украл на пансионатской кухне…

      Наш повар, толстый осетин, которого все звали «Коби», заметил мою проделку, выпучил по-рыбьи глаза, заохал, покачал большой лысой головой… потом протянул мне несколько розоватых анапских помидоров и прогудел: «Пожарь баклажан с помидорами и посолить не забудь. Объедение».

      …

      На следующий день, после неаппетитного коллективного завтрака, с серым невкусным хлебом, желудиным кофе, объявлениями пансионатского начальства и выговорами, мы отправились вдоль моря в сторону Большого Утриша, прихватив с собой полосатое одеяло, алюминиевые колышки уголком и простыню. Нашли безлюдную бухточку, разложили одеяло, укрепили колышки большими круглыми камнями, растянули на них простыню и легли. В тени, как баре.

      О чем мы говорили, я не помню, а придумывать не хочу. Вероятно, о какой-нибудь чепухе.

      Простыню нашу полоскал свежий бриз.

      Море окатывало нас алмазными брызгами.

      Чайки гоготали. Оглушительно звенели цикады.

      Тело Инги