неумолимо приближалось. Нарастала «изометрическая проекция»… Изъеденная ржавчиной глыба – метров тридцать в ширину и больше сотни в длину – мерно покачивалась на штормовой волне. По нынешним меркам действительно малютка – нынешние контейнеровозы корейского производства достигают в длину четырехсот метров, полсотни в ширину и способны взять на борт до 18 тысяч стандартных двадцатифутовых контейнеров. Но и «Альба Майер» производила впечатление – гнетущее, пугающее. Облупленные борта, насквозь проеденные коррозией, в отдельных местах отвалилась обшивка. Высота бортов – порядка восьми метров, прогнувшиеся отбойные козырьки для защиты палубных контейнеров от морской волны. На полубаке, возвышающемся над основной палубой и отделенном от нее металлической перегородкой, царил хаос. Валялись обломки радиомачты, какой-то металлический хлам. На основной грузовой палубе – шкафуте (по морской терминологии) – было не лучше. Ни одного контейнера за год и три месяца не сохранилось – все смыло в море. Выделялись продолговатые крышки люковых закрытий, прикрытый мятыми листами выезд из трюма на верхнюю палубу, искореженные опорные стойки для крепления контейнеров. Т-образная надстройка с кокпитом и навигационным мостиком, смещенная к корме, выглядела жалко. Зияли пустые оконные глазницы, вмятины в корпусе – такое ощущение, что надстройку обстреливали из артиллерийских орудий. Задняя палуба между надстройкой и кормой выглядела относительно целой, но и там не сохранилось ни одного контейнера. Можно представить, в какую серьезную болтанку попало судно – оставалось лишь изумляться, почему оно осталось на плаву. Корма с гребным винтом просела в воду, механизмы кормовой аппарели, выступающие над полуютом, практически развалились…
– Что-то плющит меня… – признался, передернув плечами, Никита. – Странное ощущение, мужики… – И задумался. Потом быстро глянул на Глеба: – Ты как, командир?
– Давайте в мистику поверим, – презрительно фыркнула Даша, и все изумленно на нее уставились. Заговорила, надо же. Девушка старательно обуздывала свой страх, но было видно, как она боится и переживает. Она кусала губы, неустанно сглатывала и демонстративно не смотрела в иллюминатор. Покрывался серой краской ее коллега Котов. «Да что тут происходит? – с каким-то вдруг нахлынувшим раздражением подумал Глеб. – Во что нас снова угораздило ввязаться?» Натура бравого вояки, не боящегося ни Бога, ни черта, самым замечательным образом уживалась в майоре Дымове с тонкой душевной организацией, чувствительно реагирующей на источники опасности – пусть даже не имеющие объяснения. В чертовщину он не верил, но вдруг почувствовал, как в душе просыпается предательский страх перед неизвестным, в желудке воцаряется вакуум, а поджилки начинают нервно подрагивать. Товарищи аналогично ни во что не верили, но и с ними происходило что-то непонятное. Никита обеспокоенно чесал живот, прислушивался к внутренним ощущениям и явно не находил в них ничего утешительного.
