Пока, лосось!. Юлия Лавряшина

и его любимый Дюма! Трудно в этом разобраться…

      Сегодня Серёжка почему-то надел не сандалии, а кеды и притащил с собой рюкзак.

      – Ты в поход собрался, да? – спросила я, пробуя рюкзак на вес.

      Он оказался лёгким, почти пустым.

      – Не я, а мы, – сурово поправил Серёжка и опять, сморщившись, посмотрел на солнце. – Ты где была так долго?

      – Проспала… Если б меня бабушка не разбудила, я до сих пор, наверное, дрыхла бы. Вчера ты меня умотал со своим сенокосом!

      Это его ничуть не смутило:

      – Я тебя закаляю. Мне нужна надёжная подруга. Правда, ты маленькая ещё…

      Он вдруг посмотрел на меня таким жалеющим взглядом, будто я была какая-нибудь четырёхлетка и не осталось надежды на то, что я вырасту. Так на меня иногда папа глядел.

      – Я совсем даже не маленькая. – Я почувствовала, что сейчас просто заплачу от жалости к себе. – Я только по годам младше тебя! А дети, между прочим, все по-разному развиваются.

      – Ладно, вундеркинд, – он похлопал меня по спине, – не обижайся! Я придумал здоровский маршрут.

      Развязав рюкзак, Серёжка показал небольшой, стакана на два, термос и пакет с чем-то съедобным. На дне лежало ещё что-то, но я не разглядела.

      – А теперь ты должна раздобыть одну вещь, – затягивая рюкзак, произнёс он командирским тоном. – Мы отправляемся в горы. Ты когда-нибудь лазила по горам?

      Конечно, я никогда не лазила по горам, поэтому сразу струсила. Но Серёжка попытался приободрить меня:

      – Это невысокие горы, всего метров сто, не больше. И потом – мы же привяжемся!

      – К чему привяжемся? – спросила я жалобно.

      Такой голос раньше у меня появлялся, когда я читала вслух: «Уронили мишку на пол…» Я раньше всегда плакала, читая эти стихи. Только тогда мне было жалко мишку, а теперь себя.

      – Как к чему? – удивился Серёжка. – Ты ко мне, а я к тебе.

      Он сказал это так, что я сразу успокоилась.

      – Только привязаться нечем, – озабоченно проговорил он, надевая рюкзак. – Ты должна достать страховку.

      Я растерялась:

      – Где ж я её достану? У нас дома нету…

      – Вот именно что есть! – выпалил Серёжка, торжествуя. – А твои скакалки? Они же старые, закрученные. Надёжней всякой бельевой верёвки.

      Я даже запрыгала на месте: как это он здорово придумал! У меня ведь скакалки были ещё бабушкины. Как она их только сохранила?! Бабушка сама говорила, что теперь таких не выпускают. Значит, они какие-то особенные! Нам в самый раз.

      – Только ты смотайся одна, – вдруг предложил Серёжка и снова снял рюкзак. – Я тебя здесь подожду.

      Отставив ногу, я постаралась придать лицу надменное выражение:

      – Ты что, боишься?! Пожалуйста, можешь оставаться здесь. Только я не знаю, отпустят меня или нет.

      Он сделал удивлённый пых губами.

      – А чего тебя не отпустят? Всегда же отпускали!

      – Как хочешь… Но я не обещаю.

      – Алька, – Серёжка взял меня за плечо, но почему-то