Секрет. Катерина Даймонд

Сэма изменилось; сейчас он выглядел глубоко смущенным, однако трудно было определить, насколько искренне. Не удержавшись, Имоджен влепила ему увесистую пощечину и сразу почувствовала молчаливое одобрение Эдриана. Сэм схватился за щеку; смущение уступило место гневу.

      – Найдите Бриджит. Все остальное не имеет значения.

      – Найдем.

      Потирая лицо, детектив-инспектор Браун вышел из кабинета. Имоджен дождалась, пока тот скроется из виду и наверняка ничего не услышит, и только после этого повернулась к напарнику.

      – Верю этому парню, – заявил Эдриан, сидя на краешке стола со сложенными на груди руками. – Знаю, что ты его ненавидишь, и до сих пор понятия не имею, какая чертовщина приключилась с тобой в Плимуте, но если детектив-инспектор Браун что-то знает об этом расследовании, то мы обязаны помочь. После всего, что произошло, отсидеться уже никак не удастся.

      – Понимаю. Согласна. – Имоджен в ярости пнула стул.

      Глава 6

      Просто мальчик

      В возрасте десяти лет

      Изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на проступающем в рисунке обоев лице. Когда смотрю достаточно долго, начинаю видеть лицо сердитого старика. Он тоже на меня смотрит и хмурится. Рисунок совсем девчачий, но почему-то вижу лицо старика. Иногда делаю вид, что это Бог, и молюсь ему. Говорю «молюсь», но на самом деле всего лишь перечисляю вопросы и жду, когда выражение лица изменится. Естественно, выражение так и не меняется, а вопросы остаются без ответов и продолжают крутиться в голове.

      Это комната сестры, но она здесь больше не живет. Мама сохраняет обстановку в прежнем виде на тот случай, если сестра вдруг вернется, но она не вернется. Оттуда никто не возвращается. Не знаю, верю ли в существование рая или ада, но люблю притворяться, что рай действительно есть и она сидит там и уплетает мороженое и шоколад. Больше всего сестра любила фисташковое мороженое, и иногда мама покупала большую пачку специально для нее.

      После смерти сестры мама много плачет. Думаю, ее можно понять. Но когда вхожу в комнату, вытирает глаза и улыбается, как будто улыбка может скрыть отчаянье. Она никогда не говорит о дочке, и я тоже не должен говорить, но нарушаю запрет. Прихожу сюда и беседую о сестре с Богом.

      Мама готовит на обед молодую баранину. Наверное, чем-то расстроила папу, потому что обычно баранину мы едим по воскресеньям. Сегодня вторник. Через четыре дня мне исполнится одиннадцать лет, так что, возможно, это уже в честь дня рождения. Желудок громко урчит: там пусто, как в глубокой яме. Со вчерашнего завтрака ничего не ел. Надо вернуться в свою комнату, прежде чем меня здесь поймают. Сюда заходить запрещено. Если папа увидит, то, скорее всего, снова останусь без обеда. В обычный день можно было бы рискнуть, потому что эта комната нравится мне больше, чем еда, которую регулярно готовит мама. Вот только запах баранины… слюнки текут.

      В моей комнате одиноко и запах еды ощущается не так явственно, как в комнате сестры, в нескольких шагах от кухни. Здесь я не чувствую ее присутствия. Беру книгу, которая лежит возле кровати. Это