Изверги. Федор Чешко

попросит. Или не попросит. Гордости у него через край, да глуп еще, но, похоже, будет толк из мальчишки. И вот ведь как выходит – на роду ему, что ли, написано получать побои древком рогатины? Второй раз уже, и опять глупей глупого…

      – Я о скандийском прорицании долго Белоконю не говорил, – Кудеслав решил рассказать все до конца, опасаясь, что иначе Векша вновь полезет выспрашивать. – Неловко было сознаться, будто приятелем его почитаю: он же меня боги знают на сколько старше… Отнекивался тем, что жену вести некуда, а от родительского очага отрываться душа не лежит. Только когда Белоконь четвертую свою мне предложил, пришлось открыться. Поверил старик, понял, обиду не затаил…

      Мечник подошел к ограде и замер, опершись на рогатину. Векша (кажется, ему наконец удалось подняться) выговорил, тяжко дыша:

      – Про наузное плетение – это правда. Ежели в чем надобность будет, так ты только скажи.

      Кудеслав молча кивнул. Если парнишка впрямь наузник, то понятна его немаленькая цена. Наузное уменье считается наравне с мастерством кузнеца-оружейника; и с кузнечным же делом наравне считается оно занятием ведовским. Каждый узел имеет скрытое волховское свойство, а потому любая вещь, сплетенная наузником (даже если это не амулет, а бабий убор или конская сбруя), может принести хозяину немалую пользу. Или немалый вред.

      Даже Мечнику, изрядно постранствовавшему по чужим землям, довелось увидеть лишь пять или шесть вещей, хитроумно сплетенных из цветных шнуров, ремешков или оловянной проволоки. И цена этим вещам была куда выше, чем таким же, сделанным по-обычному, пускай хоть из самой тонкой кожи или даже из шитого персидским бисером шелка…

      Ни разговоры, ни раздумья не мешали Кудеславу следить за тем, что творилось вокруг. Он успевал замечать почти невидимые тени слоняющихся по двору сторожевых псов; слышал разморенное всхрапывание спящей скотины, вкрадчивые похрустывания и шорохи ночного леса…

      Векше показалось даже, что Кудеслав вздрогнул и напрягся за крохотный осколочек мига ДО того, как со стороны ближней опушки донесся резкий щелчок треснувшей ветки. Подобное слышалось оттуда и раньше – иногда даже громче – но именно в этом звуке было нечто, насторожившее Мечника. И не только его. Все четыре пса, мгновенно оказавшись рядом с Кудеславом, словно приклеились взглядами к непроглядной стене лесной черноты.

      Легкий ветер, с полуночи тянувший вдоль лощины, утомился и стих. Бесполезным сделалось собачье чутье – таким же бесполезным, как и людское зрение. И людям, и псам обманчиво светлая ночь оставила только слух.

      Но тишину пока нарушало лишь трудное Векшино дыхание да еле слышимое ворчанье собак. Лес будто вымер после странного треска, и скотьи сараи словно бы вмиг опустели – это-то и подсказывало Мечнику, что правильно он решил не спать в эту ночь.

      Второго щелчка Кудеслав почти не расслышал. С оглушительным лаем псы разом перемахнули через огорожу и кинулись к лесу. Мечник пытался воротить их окриками, но куда там! Разве что одного Белоконя они бы послушались,