Изверги. Федор Чешко

Очень может статься, что именно только нежить и знает, кто и зачем полупоёт, полувоет здесь, на обомшелом лесном пожарище.

      Вскоре пение смолкло. Но идти наугад не пришлось: неведомый певец затеял какую-то судорожную возню, отчётливо слышимую даже на явно ещё изрядном расстоянии. Потом сквозь эти звуки пропоролось тонкое визгливое ржание.

      А потом Мечник едва не повернул обратно.

      Впереди, меж великанскими стоячими головешками замаячило трудно распознаваемое подобье насыпного вала – давнего, оплывшего… и, конечно же, обомшелого, как и всё в этом безрадостном месте. А близ него обнаружилось, наконец, недоубитое давним огнём дерево. Корявое, растущее вкось, оно словно бы рвалось встречь Кудеславу, призывно помахивая на ветру единственной скуднолиственной ветвью. Однако же на ветви этой были не только листья. Мечник ещё издали разглядел подвешенные на заплесневелых ремешках волчьи черепа, полуистлевшие клапти меха, глиняные фигурки, до полной невнятности искрошенные ветром…

      Лесное святилище мерян – только этого не хватало! Кудеслав на своём веку многого понаслушался про мерянских богов, и теперь первой его мыслью было опасливое: "Съедят, пожалуй…"

      Уже попятившись, Мечник вдруг снова остановился и размашисто хлопнул себя по лбу.

      Дурень заполошный! Хоть бы ж подумал: с чего бы это мери взбрело обустраивать своё капище так близко (меньше, чем в четверти дня пешей ходьбы) от обиталища волхва-хранильника? Того самого волхва-хранильника, которого иноязыкие чащобные племена почитают ближней роднёю Лесного Деда. И боятся. Так уж не Белоконю ли предназначены дары Нарядного Дерева?!

      И тут вдруг Кудеславу ясней ясного намекнули, что здешнее Нарядное Древо посещаемо не одною лишь мерью.

      Совсем рядом, быть может, прямо по ту сторону придавленного мхами вала, кто-то заговорил – тягуче, напевно:

      Жизнь, нежиль… Тонка межа.

      И смерть, и роды – мученье.

      Одно движенье ножа

      Врезает в гибель рожденье.

      Горячий багряный свет

      На полосу мрака брызнет —

      И чёрное выпьет цвет,

      И нежиль напьётся жизни.

      Пускай остреный кремень

      Плоть смертной мукою гложет,

      Пусть тень перельётся в тень

      Того, кто прийти не может,

      Но может на миг вдохнуть

      В рождённые смертью жилы

      Ничтожную долю-чуть

      Своей всемогущей силы."

      И вновь иззубренным ножом полоснуло Мечников слух тонкое судорожное ржание…

      Так навсегда и осталось тайной для Кудеслава, что его заставило бесшумной тенью метнуться вперёд, приникнуть к насыпи и осторожно заглянуть за неё. И одного, первого же взгляда Мечнику хватило, чтобы подосадовать на своё любопытство. Потому, что увиденное явно нельзя было видеть случайному, стороннему человеку.

      Насыпь не была насыпью.

      Если изо всех сил швырнуть камнем в мокрую глину, получится этакая ямка-колдобинка, словно бы обнесённая