Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс! (сборник). Пелам Вудхаус

с ним в беге.

      – И главное – тебе вовсе не обязательно потом здесь оставаться. Сделал дело – и тут же смывайся. Пошли священнику записку после ужина, вели в полночь быть в условленном месте, и с Богом. Рассчитаем время. От двенадцати пятнадцати до двенадцати тридцати ты крадешь корову. Нет, накинем еще десять минут – мало ли что, – это будет без двадцати час. Без четверти ты уже в конюшне и заводишь автомобиль. Без десяти – мчишься как ветер по дороге в Лондон, все прошло без сучка и задоринки. Не понимаю, чего ты боишься? Мне кажется, все так просто, маленький ребенок справится.

      – И все равно…

      – Ты отказываешься?

      – Отказываюсь.

      Он подошел к каминной полке и принялся вертеть в руках статуэтку – кажется, это была пастушка.

      – И это говорит Берти Вустер?

      – Да.

      – Тот самый Берти Вустер, которым я так восхищался в школе, которого все звали Сорвиголова Берти?

      – Да, тот самый.

      – В таком случае говорить нам больше не о чем.

      – Ты прав, не о чем.

      – Единственное, что нам остается, это изъять блокнот у интриганки Бинг.

      – Как ты предполагаешь это осуществить?

      Он нахмурился и стал думать. Клетки серого вещества пришли в движение.

      – Придумал! Слушай. Этот блокнот для нее сейчас большая ценность, так ведь?

      – Так.

      – А раз так, она будет носить его с собой, как я носил.

      – Скорее всего.

      – Возможно, в чулке. Вот и великолепно.

      – Что же тут великолепного?

      – А ты не догадываешься, куда клонится ход моих мыслей?

      – Нет.

      – Тогда слушай. Ты затеешь с ней шутливую возню, вы станете носиться друг за другом, увертываться, и ты сможешь очень естественно… ну, как бы в шутку схватить за ногу…

      Я резко оборвал его. Есть границы, которые нельзя переходить, и мы, Вустеры, свято их чтим.

      – Гасси, ты предлагаешь мне схватить Стиффи за ногу?!

      – Ну да.

      – Ни за что.

      – Но почему?

      – Не будем углубляться в причины, – ледяным тоном отрезал я. – Несомненно, ты принял меня за кого-то другого.

      Он с укором посмотрел на меня своими выпученными глазами – наверно, так глядел на него умирающий тритон, которому он забыл вовремя поменять воду. Потом вроде как шмыгнул носом.

      – До чего же ты изменился, – сказал он, – совсем не тот, что был в школе. Вконец деградировал. Ни прежнего задора, ни лихости, ни страсти к авантюрам. Спился, надо полагать.

      Он вздохнул и шваркнул пастушку об пол. Мы подошли к двери, я открыл ее, и тут он снова оглядел меня:

      – Ты это что, к ужину так разоделся? Галстук-то белый зачем нацепил?

      – Дживс посоветовал, для бодрости духа.

      – Будешь чувствовать себя идиотом. Старый хрыч Бассет ужинает в вельветовой домашней куртке, весь перед в пятнах от супа. Так что лучше переоденься.

      Пожалуй, он прав. Зачем выделяться, это дурной тон. Рискуя потерять твердость духа, я принялся стаскивать фрак. И тут внизу в гостиной раздалось пение, звонкий молодой голос исполнял под аккомпанемент