Иван Айвазовский. Валентина Скляренко

дабы не лишать сего молодого человека случая и способов к развитию и усовершенствованию природных его способностей к художеству, я полагал единственным для того средством высочайшее соизволение на определение его в академию пенсионером его императорского величества с производством за содержание его и прочее 600 р. из Кабинета его величества с тем, чтобы он был привезен сюда на казенный счет».

      Высочайшее соизволение последовало после того, как князь Волконский показал рисунки Ивана императору Николаю Павловичу. Впоследствии Иван Константинович говорил, что на одном из них пером была изображена группа евреев, молящихся в синагоге, а на других – морские виды.

      В очередной раз счастливый случай дал еще один шанс «действительно даровитому мальчику Гайвазовскому». Иван Константинович до конца дней своих был благодарен людям, которые приняли в нем такое деятельное участие. Особенно часто он вспоминал А. И. Казначеева, говоря, что он «многим ему обязан и сохраняет о нем самое сердечное воспоминание». Спустя годы, находясь в Италии, Айвазовский напишет на память Александру Ивановичу картину, изображающую их первую встречу, при которой он получил «лучший в жизни и памятный подарок – ящик водяных красок и целую стопу рисовальной бумаги». Даже став знаменитым на весь мир художником, Иван Константинович будет с благодарностью вспоминать всех хороших людей, которые помогли в становлении его как личности, и сам будет следовать их примеру, творя добрые дела.

      Петербург. Академия

      21 августа 1833 года в карете, принадлежащей Варваре Аркадьевне Башмаковой (внучке самого А. А. Суворова-Рымникского, князя Италийского), Иван Гайвазовский прибыл в Петербург. Он несколько дней бродил по величественному городу, любовался дворцами и памятниками, оправленной в гранит Невой. В свои шестнадцать лет Гайвазовский уже воспринимал мир как художник, умел уже не только смотреть, но и видеть. И он видел красоту Петербурга и понимал, что именно таким он навсегда сохранит его в своей памяти и сердце. А затем начался новый этап его жизни под высокими сводами Академии художеств, где все по часам подчинялось только одному – учебе. Однообразный ежедневный ритм юноша переносил с легкостью, ведь каждая минута была наполнена познанием нового и первыми серьезными творческими испытаниями и достижениями.

      Гайвазовский попал в класс профессора Максима Никифоровича Воробьева, талантливейшего педагога и видного представителя русской пейзажной живописи начала века. Живописец-романтик умел возбудить воображение своих воспитанников непритворным восхищением перед красотой природы, увлечь рассказом об особенностях живописи того или иного художника, копирование работ которых входило в обязательный курс академического обучения. Творческий диапазон Воробьева-художника был широк, и в его картинах преобладали элементы нового в то время романтического направления. В дальнейшем романтические черты стали основополагающими