Я ушёл. Мистическая история самоубийцы. Наталья Волохина

то пошел.

      – Нет, не просто. Тебе ж на тот берег охота.

      – На какой?

      – На правый.

      – Зачем?

      – Чет ты затурканный совсем. Ну, посмотри. Да на тот берег, куда пялишься?

      – Ой! Лика!

      – Лики. Полно ликов. Они ж все почти святые.

      – Лика-а-а!!!

      – Не ори. Все равно не услышит. Ты разве не заметил, что тут звуков никаких нет.

      – Нет, в смысле, звуков нет, я заметил. Там тётя Тося.

      – И тетя Тося и папаша твой…

      – …и Ринат.

      – Сосед? И он там.

      – А почему не слышно? Ри-и-и-на-а-а-т!

      – Не ори, полоумный! Хотя, с самоубийцы что взять. Говорю же, не слышно. Ну да, ты ж Фома… был. Фома неверующий. Ты зачем сюда пришел? Чтоб на тот берег перебраться. Так?

      – Я не знаю.

      – Чего не знаешь? К Лике своей хочешь?

      – Хочу, конечно. Но я не знал, что она там.

      – А чего тогда стрелялся?

      – Ну…

      – Баранки гну. Иди, Раван, раз пришел.

      – Откуда вы знаете? Меня бабушка Раваном звала. А по паспорту – Фома.

      – Звала,– передразнил Балахон.– Не нужен тут паспорт, чтобы знать, как тебя звали. А уж как ты сам теперь себя назовешь – твое дело. Раван – значит «уходящий». Ты из-за Лики своей ушел или к ней. Так?

      – Так.

      Раван спустился по пологому берегу к самой кромке огня. Пламя хлестало по тому, что было раньше лицом. Лика перестала махать рукой, вдруг сникла, опустила голову.

      – Лика-а-а!– забывшись, крикнул Раван.– Посмотри на меня-а-а!

      И шагнул в огонь. Пламя отбросило назад его серую призрачную фигуру.

      – Что, никак?

      Раван снова ринулся с разбегу в огненную реку и тут же оказался на прежнем месте – у ног этого странного, наглого мужика в балахоне, откровенно надсмехавшегося над ним. Рассмотреть его лицо, скрытое капюшоном, в тускло-сером свете невозможно. Сквозь балахон мерцал свет, будто лампа под абажуром. Усмешка чувствовалась в голосе, интонации. А к мерцаниям и прочим чудесам за время пути Федя немного привык. Хотя времени тут, как и звуков, не было. Неизвестно и не имело значения, сколько времени он шел. Главное – пришел к Лике.

      А теперь? Что теперь делать? Попасть на тот берег без «Балахона» не получится. Придется подстраиваться, искать контакт. «Совсем, как Там,– усмехнулся Раван.– Стоило ли сбегать?»

      «Ку-ку!»– неожиданно громко раздалось прямо над бывшим ухом.

      Раван вздрогнул. Вот тебе и беззвучие.

      – Чего вздрагиваешь?– ожил Балахон.– Ты ж ей должен – это она тебя через Ирий протащила. На этом свете и сочтешься, раз уж про цену размышляешь. Только не обольщайся, на правый берег не доставит. У тебя билет в один конец, Фома.

      «Вот гад, читает меня, как по писаному»,– подумал Раван.

      – А кто?..

      – Доставит? Никто. Только ты сам.

      – А как?

      – Каком кверху,– беззвучно затрясся Балахон.

      – А вы?..

      – Я? Я – простой рыбак. Вон, видишь, на червя ловлю.

      Балахон сделал движение рукавом влево вниз, и Раван увидел небольшую ямку, кишевшую червями.

      – Чего морщишься? Мог бы давно их обедом стать, да не модно нынче. Но не выбрасывать же, вот и держу для наживки.

      – Вы… черт?– с запинкой спросил Фома – Раван.

      – Сам ты – черт. Я – рыбак.

      Балахон резко дернул невидимое удилище и вдруг сунул прямо под нос Равану что-то черное и мокрое.

      Слизкий комок зашевелился, и в ватной тишине резко выделился писклявый крик. Неожиданно Балахон тряхнул рукавом и швырнул вопящий комок в белесую тень Фомы, прохрипев: «Ах ты, мерзавец! Кусается!». Федя автоматически подставил то, что заменяло теперь руки, и тут же отдернул, ощутив впервые после смерти боль. Ушлепок закрутился вокруг, покусывая за бывшие ноги.

      – Уберите его! Он кусается!– закричал Раван Балахону.

      – А я при чём? Твой грех, как я его уберу? Сам разбирайся,– ворчливо отозвался Балахон, отходя подальше от клубка.

      – Какой грех?– вскрикнул Федор от боли и удивления.

      – Присмотрись. Я почем знаю? Чужой бы точно не выловился,– насмехался безликий.

      Раван опустился на корточки, и уродец, постепенно замедлив вращение, стих. В складках коричневой кожи светился лучом маяка ярко-желтый глаз.

      – Кто ж ты такой есть?– рассматривая монстра, задумчиво поинтересовался самоубийца.

      Зверушка не отвечала.

      «Ку-ку!»– выстрелом взорвалось в тишине.

      – Сколько можно пугать?– дернулся Раван от неожиданности.

      – Ку-ку, ку-ку, ку-ку…

      – Ах ты, зараза! Ты в минутах, годах или вечностях предсказываешь?– взъярился страдалец.

      – Ку-ку!–