Телеграмма с того света. Георгий Вайнер

На свадьбу?

      – На похороны, мать…

      Старуха тяжело вздохнула, и вздох будто бы размягчил ее жесткое лицо.

      – Наш, рузаевский, опочил?

      – Ваш… Он был много лет директором школы… Коростылев его фамилия… Может, знали?

      – Издаля… Мы тут все друг друга знаем… Мои у него не учились… Раньше кончили, а внучки уже в городе в школу пошли… Каждый год летом сюда приезжали… А ноне не приедут… На море, говорят, собираются… Чудно! На море! Чем тут плохо-то?.. Я вон года свои выжила, а море так и не видала…

      Говоря все это, она бережно сливала из ведер воду, осторожно достала пышные охапки цветов, протянула мне:

      – На, держи… А я пойду. – Потом с интересом взглянула мне в лицо: – А ты-то кем доводишься покойному? Сын?..

      – Как вам сказать… Ну, вроде бы… Ученик я его…

      – Да-а? – удивилась бабка и решительно тряхнула головой: – Хорошо, значит, дед жизнь прожил, коли хоть один ученик проводить явился…

      – Он хорошо прожил жизнь, – заверил я. – Сколько я вам должен?

      – Нисколько, – хмыкнула бабка. – Мне уж самой скоро не деньги, а цветы надобны будут…

      Я сел за руль, и Галя спросила:

      – О чем ты с ней так долго говорил?

      – О цветах… О Кольяныче… О жизни…

      Галя поджала нижнюю пухлую губу и грустно пожаловалась:

      – Ты готов говорить о цветах и о жизни с незнакомой дикой старухой… А со мной не хватает терпения и времени…

      Дорога помчала на взгорок – в конце улицы уже был виден дом Кольяныча.

      – Галя, мне кажется, что ты не хочешь говорить со мной о жизни, а хочешь заставить меня воспринимать жизнь по-своему… Может быть, происходит ошибка – ты любишь вовсе не меня, а совсем другого человека и страдаешь от того, что я никак не становлюсь на него похожим…

      – Может быть, дорогой мой… Во всяком случае, такие банальности начинают говорить перед расставанием… Дело в том, что твоя профессия идеально наложилась на твой характер и ты превратился в одинокого волка – тебе никто не нужен…

      – Разве? – искренне удивился я. – Я этого раньше как-то не замечал.

      – Уж поверь мне! Беда в том, что ты людей не любишь, к каждому ты предъявляешь невыполнимые требования. И от этого мне так тяжело с тобой! Я человек открытый, я люблю людей…

      Я резко затормозил машину, так, что у Гали мотнулась голова и она не смогла завершить свое гуманистическое выступление. Выключил зажигание, отворил дверцу и сказал ей:

      – Я думаю, что говорить «я люблю людей» так же пошло и глупо, как заявить, что «я – умный и бескорыстный человек». Люди – не вырезка с грибами, и любить их – ежедневный труд души, страдание и служение им. А не кокетливая болтовня! За всю жизнь я не слышал от Кольяныча ни слова о его любви к людям. Всё, пошли.

      У калитки стояла какая-то женщина, которая сразу сказала:

      – Опоздали вы маленько – Николая Иваныча из школы хоронили… Вы прямо на кладбище поезжайте, может, поспеете до схоронения… Лариса