Ночной молочник. Андрей Курков

горячем чистеньком песке, а сверху ее ласкало солнце. И все-таки благоразумие победило, и она просто перевернулась на живот и оказалась в тени. И сразу почувствовала нежный теплый ветер, или, точнее, легкий ветерок. И этот ветерок шевелил ее русые волосы, уже высохшие после купания в бассейне. Ей бы еще нежиться и нежиться, но вдруг захотелось пить. Ведь жара! И она приоткрыла глаза, тут же забыв про Египет и про солнце. Опустила ноги на пол, покрытый ковром. И, думая о бутылке «Миргородской», стоящей на кухонном столе, обернулась, посмотрела на подушку мужа, ожидая увидеть его макушку. Он всегда засыпает, уткнувшись носом в подушку. Но мужа в постели не было. Вероника на всякий случай провела рукой по одеялу. Дотронулась до мужниной подушки. И забыла о своей жажде, забыла о бутылке «Миргородской», как несколько мгновений назад забыла об «египетском» сне.

      Набросила свой махровый халат. Посмотрела из окна на безлюдную улицу, освещенную фонарями. Присела в кресло. Озабоченно пожала плечиками. Вышла в коридор, где на вешалке вечером висела теплая куртка Семена. Куртки на месте не было, как и зимних спортивных ботинок.

      Вероника вспомнила, как недавно стирала его рубашку. Вспомнила и его, заснувшего в кресле, а потом, когда проснулся, доказывавшего ей, что он никуда ночью не ходил.

      Ей стало не по себе. Стало холодно. И она на всякий случай потрогала пальцами белую итальянскую батарею под окном. Батарея оказалась очень горячей.

      Вероника ощутила, как внутри у нее нарастает беспокойство. Она испугалась. Она не хотела нервничать. «Надо заснуть!» – сказала она себе.

      Сбросила халат и нагишом (а спала она всегда в костюме Евы) забралась под одеяло. Ночь сжалилась над Вероникой, и она вскоре заснула. И почувствовала через какое-то время, как ей стало уютно и спокойно. Потому что рядом под тем же одеялом спал Семен, потому что их тела соприкасались, и в этом соприкасании рождалась и продолжалась особая нежность, которая добавляла радостной сладости в их оба сна.

      А утром, когда Семен проснулся и ходил в трусах по комнате, Вероника заметила у него на бедре огромный синяк.

      – Где это ты так? – спросила она, показывая взглядом на ушибленное место и лихорадочно пытаясь разобраться: что из пережитого ею этой ночью было сном, а что – реальностью.

      Семен остановился. Бросил на свой синяк удивленный взгляд, будто видел его в первый раз. Впрочем, это и был первый раз.

      – Не знаю, – сказал. – Может, на кухне, об угол стола?

      Телефонный звонок прервал их разговор. Трубку подняла Вероника.

      – Никочка, – прозвенел голос Дарьи. – У меня к вам просьба! мне надо в парикмахерскую, а я вчера вечером не успела веночек снять! Вы же там рядышком живете? Снимите, пожалуйста!

      – И куда его? – спросила Вероника.

      – Пускай у вас до понедельника полежит, а я потом сама заберу!

      – Хорошо, – сказала Вероника в трубку.

      – Ты надолго? – спросил ее Семен, заметив, что жена стала куда-то собираться.

      – Сейчас