Бить будет Катберт. Пелам Вудхаус

умоляюще посмотрела на Катберта.

      – Бэнкс, – поспешил добавить тот.

      – Бэнкс?! – вскричал Владимир Брусилов. – Сам Котобут Бэнкс?

      – Ваше имя, случайно, не Кот-обут? – слабым голосом спросила миссис Сметерст.

      – Ну, вообще-то Катберт.

      – Да! Да! Кот-обут!

      Буйный новгородец с плеском нырнул в толпу и быстро поплыл к Катберту. Добравшись до него, он замер, восторженно разглядывая его, а потом молнией нагнулся и расцеловал застигнутого врасплох юношу в обе щеки.

      – Дорогой вы мой! Я видел, как вы победили в чемпионате Франции. Блеск! Шик! Класс! Так всем и передать! Позвольте мне, всего лишь восемнадцатому в Новгороде, сделать вам низкий поклон.

      И он снова расцеловал Катберта. Затем, распихав кучку интеллектуалов, он пододвинул к нему стул и сел.

      – Вы великий человек, – заявил он.

      – Ну что вы… – скромно ответил Катберт.

      – Да! Великий! Самый! Очень! Вы попадали в лунку отовсюду.

      – Ну, это пустяки…

      Владимир Брусилов пододвинулся ближе.

      – Я вам сейчас расскажу смешно. Мы в Нижнем играли как-то в паре против Ленина с Троцким. Мяч в двух дюймах от лунки, бить Троцкому. Но когда он замахнулся, кто-то из толпы попытался застрелить Ленина из револьвера – это у нас народная забава: стрелять в Ленина из револьверов – и от выстрела мяч улетает на пять ярдов от лунки. Настал черед Ленина – но он напуган, сами понимаете – и он тоже мажет. После чего мы забиваем мяч, выигрываем партию и получаем триста девяноста шесть тысяч рублей, или, по-вашему, пятнадцать шиллингов. Вот это была игра! А вот еще одно смешно…

      Комната постепенно заполнилась приглушенными голосами: не желая признать, что они так же не вписываются в это воссоединение двух родственных душ, как бродячие кошки в собачью выставку, интеллектуалы Зеленых Холмов пытались чем-нибудь себя развлечь. Время от времени они вздрагивали от раскатов писательского хохота. Может, от радости Брусилова им хоть чуть-чуть было легче.

      Что до Аделины – то как мне описать ее чувства? Она была в полной растерянности. На ее глазах камень, отвергнутый строителями, сделался главой угла; темная лошадка на круг обскакала фаворита скачек. Нежность к Катберту Бэнксу заполнила ее сердце. Она поняла, что кругом не права. Катберт, к которому она всегда относилась со снисходительным покровительством, оказался на деле героем, достойным поклонения. Глубокий вздох сотряс воздушную фигуру.

      Через полчаса Владимир и Катберт собрались уходить.

      – До свидания, миссис Самотрест, – сказал светило. – Спасибо за отменный прием. Я с другом Кот-обутом пойдем сыграем партию. Вы одолжите мне клюшки, друг Кот-обут?

      – Какие пожелаете.

      – Я обычно играю нибликом. До свидания, миссис Самотрест.

      На пути к двери Катберт почувствовал легкое прикосновение руки. Аделина нежно заглядывала ему в глаза.

      – Можно и мне с вами? – спросила она.

      У Катберта перехватило дыхание.

      – Да я, – дрожащим