Заколдованный барон. Артем Семенов

больше уже не помышлял о женитьбе. Колючие языки крестьян поговаривали, что все жены барона умерли от его невыносимого характера и тяжелой руки, которую Леру частенько, в приступе гнева, пускал в ход. Как бы то ни было, но барон действительно обладал скверным нравом, и ко всему прочему являл собой образец настоящей скупости. Уже то одно обстоятельство, что барон не позволял себе лишний раз воспользоваться колокольчиком для вызова слуг, по причине частого перетирания шнурка, давало вполне ясное представление о его скаредности. По глубокому убеждению крестьян это и было причиной тому, что все жены барона угасали в расцвете лет.

      Внешность Армана Леру была настолько же выдающейся, насколько был тяжел его нрав. Больше шести футов роста, широкоплечий, с огромными руками и ногами – этот великан обладал огненно – рыжей гривой спутанных волос и густой курчавившейся бородой того же оттенка. Голос его звучал как труба, приводя в трепет слуг. А когда барон позволял принять себе лишний стаканчик, вся его челядь в ужасе разбегалась и пряталась по темным углам замка.Таков был барон Леру: страшен в гневе и щедр в скупости.

      В один из дней начала осени Арман собрался на охоту пострелять кроликов. Его старый конюший Карл взнуздал для барона кобылицу Смелую, пожалуй единственное живое существо в замке, к которому Леру питал слабую тень привязанности, что, однако, не мешало ему, время от времени, охаживать ее хлыстом, если та пыталась показать суровому хозяину свой норов. Барон устроился в седле и дав шпоры, двинулся в восточную часть своих угодий. В этот день он решил поохотиться в одиночестве. Даже преданному старику Карлу он велел оставаться при замке.

      Осенний день был погож и безветрен. Деревья неспеша одевались в разноцветные камзолы; птицы перекидывали друг другу звонкие трели; редкие облачка в небе бездвижно грелись в солнечных лучах, будто парусники угодившие в штиль. Однако на барона подобная красота оказывала такое же действие, какое на кузнеца производит вид непригодного куска железа. Барон начисто был лишен сентиментов. Сейчас его интересовали только кролики. Вид прошитой дробью дичи радовал его глаз больше, чем поля с анютиными глазками или душистым клевером, а хорошо зажаренный заяц умилял гораздо сильнее, чем многообразие красок лесных одежд. Охота получилась славной. Барон настрелял не меньше дюжины жирных кролей и теперь в самом хорошем расположении духа возвращался в замок. На полпути к дому, Леру увидел, что у обочины узкой тропинки, по которой он собственно и двигался, сидит старая карлица, закутанная в черную одежду, напоминающую монашескую сутану. Капюшон не скрывал ее безобразного лица, и барон с отвращением, не останавливая лошадь, крикнул: