Распни Его. Сергей Позднышев

и ненасытная кровавая работа гильотины на площади Конкорд. В воздухе веяло флюидами чего-то нового, свежего, многообещающего. Что-то слышалось хорошее, прекрасное, человечное в лозунгах братства, равенства и свободы. Это заражало; верили во что-то лучшее, а казни и изуверства шли не в счет.

      Уже в 1819 году двадцатилетний Пушкин, посетив родовое имение, написал стихи, заключительная часть которых стала знамением века:

      …Увижу ль я, друзья, народ неугнетенный

      И рабство, павшее по манию Царя,

      И над Отечеством свободы просвещенной

      Взойдет ли, наконец, прекрасная заря?..

      Молодой национальный поэт отразил в стихах лучшие чувства своей возвышенной, благородной души. Он не был революционером; он был враг насилия. Он мечтал о подлинном духовном братстве людей; он пламенно взывал о милости к падшим, смягчении диких нравов, о свете науки, о том радостном земном царстве, когда все будут довольны и жизнь чудесна, когда не будет насилия, когда уйдет навсегда та суровая эпоха, при которой «барство дикое, без чувства, без закона, присвоило себе насильственной лозой и труд, и собственность, и время земледельца».

      Пушкин никогда не думал о насильственном ниспровержении трона. Другие пошли дальше. 14 декабря 1825 года произошла первая стычка исторической России с теми силами, которые влекли ее на новый путь. Пролилась первая русская кровь во имя того, что смутно понимали устроители бунта и чего совсем не понимали солдаты гвардейских полков, вызванные из казарм на Дворцовую площадь[2]. В мучительном, пугливом оболванении кричали они среди тусклого серого дня: «Да здравствует Константин и жена его Конституция!» Бары же, учинившие свалку, помышляли о республике.

      Граф Растопчин, сжегший Москву, когда в нее вошел Наполеон, после восстания сказал саркастическую фразу: «Во Франции революцию делали сапожники. Это понятно: желали стать барами. У нас революцию сделали баре. Неужели из желания стать сапожниками?»

      Растопчин был прав. Он взял быка за рога. Никаких политических программ, кроме наивных рассуждений, у устроителей 14 декабря не было. Это были политические дети, русские идеалисты, в большинстве своем мягкотелые, неспособные на пролитие крови, не умеющие вообще что-либо делать продуманно и планомерно. Вышли на площадь и топтались, не зная, что предпринять, пока их не разогнали. Они, как дети, играли с огнем и не помышляли, что могут вызвать пожар. Вероятно, их вдохновляли те же чувства, что и А. С. Пушкина.

      Император Николай Павлович твердой рукой придавил революцию. Роковой день 14 декабря запечатлелся ему на всю жизнь. Россия избежала грозившей опасности, но могла случайно и не избежать. «Блюдите, како опасно ходите», – сказал он одному из допрошенных революционеров. «То, что Император предвидел с 1830 года, революция не преминула осуществить до последней черты. Все уступки, все жертвы своих убеждений, приносимые монархической Европой, в надежде найти какое-то миролюбивое сожительство, были сделаны впустую. Революционная партия, почти не скрывая своих действий, изощрялась подрывать

2

Автор ошибается. Солдат вывели на Сенатскую площадь. (Прим. ред.)