Жить, чтобы рассказывать о жизни. Габриэль Гарсия Маркес

бы так не поступила, – сказала она, – если бы это было наперекор моим родителям.

      Вспомнив, с каким упорством она сломила сопротивление родителей, чтобы выйти замуж, я со смехом сказал:

      – Посмотрите мне в глаза.

      Но она избегала моего взгляда, потому что слишком хорошо знала, о чем я думаю.

      – Я не выходила замуж, пока не получила благословения родителей, – сказала она. – Силой, да, но я его получила.

      Она прервала спор не потому, что мои аргументы ее убедили, а потому, что захотела в туалет, но сомневалась в его санитарной безупречности. Я спросил у шкипера, нет ли уборной почище, но он ответил, что и сам пользуется общим нужником. И заключил, будто продекламировал Конрада:

      – В море мы все равны.

      Мать удалилась, а вышла – вопреки моим опасениям, – едва сдерживая смех.

      – Представь себе, – сказала она, – что подумает твой отец, если я вернусь из нашей поездки с дурной болезнью.

      После полуночи мы опаздывали на три часа: водоросли и лианы намотались на лопасти, судно воткнулось в мангровые заросли, и нескольким пассажирам пришлось вытаскивать его с берега джутовыми веревками от гамаков. Жара и комары стали невыносимы, но мать как бы обманывала их своими мгновенными и бесконечными снами, которые позволяли ей отдыхать, не прерывая разговора. Когда наше путешествие возобновилось, подул легкий бриз, и она окончательно проснулась.

      – В любом случае я должна буду дать ответ твоему отцу.

      – Лучше не беспокойтесь, – предложил я невинно, – в декабре сам поеду и все объясню.

      – Это еще десять месяцев, – сказала она.

      – В конце концов, в этом году уже ничего нельзя исправить в университете.

      – Ты обещаешь приехать?

      – Обещаю, – сказал я. И впервые услышал беспокойство в ее голосе.

      – Я могу передать твоему отцу, что ты скажешь «да»?

      – Нет, – с трудом ответил я. – Это – нет.

      Совершенно очевидно, что она искала какой-нибудь выход из положения. Но я не отозвался.

      – Тогда лучше сразу сказать ему всю правду, – вздохнула она. – Лучше не обманывать.

      – Хорошо, – произнес я с облегчением. – Скажите ему все, мама.

      На этом мы остановились, и, может быть, тот, кто недостаточно ее знал, мог подумать, что на этом все и закончится, но я-то не сомневался, что это лишь передышка, чтобы набраться сил. Чуть позже она заснула крепким сном. Нежный бриз разогнал москитов и пропитал свежий воздух ароматом цветов. Судно своими очертаниями напоминало стройный парусник.

      Мы плыли по Сьенага-Гранде, еще одному мифу моего детства. Я плавал по ней несколько раз, когда мой дед, полковник Николас Рикардо Маркес Мехиа, которого мы, внуки, звали Папалело, брал меня с собой из Аракатаки в Барранкилью проведать моих родителей.

      – Сьенагу не надо бояться, ее надо уважать, – говорил он мне, имея в виду непредсказуемое настроение вод, которые могли вести себя и как тихий омут, и как неукротимый океан. В сезон дождей на нее влияли грозы с гор. С декабря по апрель, когда погода должна была быть спокойной, северные ветры