Мизери. Стивен Кинг

пламени к уголку листа, бросил спичку в ведро и принялся завороженно наблюдать, как пламя пробует бумагу на вкус и начинает жадно ее пожирать.

      – Мы же никогда не закончим, – сказал он. – Я не могу…

      – Нет, мы все сделаем быстро, – возразила она. – Пол, вам надо только сжечь несколько страниц – это будет зна́ком, что вы все понимаете.

      Она положила на жаровню первую страницу «Быстрых автомобилей». Он вспомнил, как писал эту страницу месяца двадцать четыре назад у себя в Нью-Йорке. «У меня тачки нет, да, – говорил Тони Бонасаро, поднимаясь по лестнице, обращаясь к девушке, стоявшей наверху, – и я плохо учусь, но езжу быстро».

      Ему вспомнился тот день – как в радиопрограмме «Золотые деньки». Он вспоминал, как бродил по комнатам, когда книга переполняла его, рвалась наружу, и он испытывал родовые схватки. Вспомнил, как нашел в тот день под кроватью лифчик Джоан, который та потеряла три месяца назад, – сразу ясно, как работает женщина, которую наняли для уборки; вспомнил, как прислушивался к гулу автомобилей и как издалека доносился монотонный звон колокола, призывающий верующих к церковной службе.

      Вспомнил, как сел за рабочий стол.

      Как всегда – благословенное легкое чувство начала, чувство падения в залитую ярким светом пропасть.

      Как всегда – мрачная уверенность, что не удастся написать так, как желал.

      Как всегда – боязнь не суметь закончить, страх врезаться в стену.

      Как всегда – удивительное нервное возбуждение: путешествие начинается.

      Он посмотрел на Энни Уилкс и отчетливо, хотя и негромко, сказал:

      – Энни, прошу вас, не заставляйте меня это делать.

      Она все так же протягивала ему коробок спичек:

      – У вас есть выбор.

      И он сжег книгу.

      19

      Она заставила его сжечь первую страницу, последнюю и еще восемнадцать страниц – по две соседних из девяти разных мест, ибо девять, по ее словам, – это число силы, а удвоенная девятка приносит удачу. Он заметил, что она вымарала фломастером все ругательства, по крайней мере на тех страницах, которые успела прочитать.

      – Хорошо, – сказала она, когда догорела девятая пара листов. – Вы хорошо себя вели, мужественно, я знаю, что вам было больно, почти так же, как от переломов в ногах, и я не буду больше тянуть.

      Она убрала жаровню и положила оставшиеся страницы рукописи в ведро, поверх скорчившихся черных остатков сожженных им страниц. В комнате пахло жженой бумагой. Запах как в сортире дьявола, подумал он. Если бы внутри ссохшейся оболочки, которая некогда была его желудком, что-нибудь оставалось, он бы выблевал все это наружу.

      Она зажгла еще одну спичку и вложила в его руку. Каким-то образом ему удалось склониться с кровати и бросить спичку в жаровню. Уже ничто не имело значения. Ничто.

      Она слегка толкнула его локтем.

      Он открыл измученные глаза.

      – Все кончено.

      Затем она опять чиркнула спичкой и вложила спичку в его руку.

      И он опять сумел склониться к жаровне, пробудив жившие в ногах ржавые бензопилы, а потом прикоснулся