Мизери. Стивен Кинг

а потом вспомнил и заплакал опять, и тогда мама увела его домой, а пока они ехали в троллейбусе, сказала ему, что он плакса и нюня.

      Перья. Глаза.

      Пульсирующая боль в ногах набирает обороты.

      Нет. Нет, нет.

      Он плотнее прижал руку к глазам. Из сарая доносились редкие глухие удары. Он не мог определить, что там делала Энни, но в воображении

      (вашу ФАНТАЗИЮ ваше ТВОРЧЕСТВО я только это имею в виду)

      он уже видел, как она стоит на сеновале, расположенном под крышей сарая, и ударами каблука сбрасывает на пол тюки спрессованного сена.

      Африка. Эта птица из Африки. Из…

      Затем он почти услышал ее пронзительный, режущий, как нож, взволнованный голос, почти крик: И что, вы думаете, когда меня приводили к присяге в Ден…

      К присяге. Когда меня приводили к присяге в Денвере.

      Клянетесь говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды, да поможет вам Бог?

      («Не понимаю, откуда он все это берет».)

      Клянусь.

      («Он вечно что-нибудь записывает».)

      Назовите ваше имя.

      («Ни у кого из МОИХ родственников не было такого воображения».)

      Энни Уилкс.

      («Такого яркого воображения!»)

      Меня зовут Энни Уилкс.

      Ему хотелось, чтобы она сказала еще что-нибудь. Но она молчала.

      – Говори, – прошептал он, старательно прикрывая рукой глаза; это лучший способ заставить работать воображение. Его мать любила говорить миссис Малвени, когда они стояли у забора, разделявшего их владения, какое у него замечательное воображение, какое оно яркое, какие удивительные истории он постоянно записывает (понятно, она говорила так лишь тогда, когда не называла его плаксой и нюней). – Говори, говори, говори.

      Он видел зал заседаний суда в Денвере, видел Энни Уилкс, стоящую у кафедры; на ней были не джинсы, а красно-черное платье и ужасного вида шляпка. Он видел, что в зале очень много народу, а судья лыс и в очках. У судьи белые усы. И родинка под белыми усами. Белые усы почти закрывают родинку, но ее все-таки видно.

      Энни Уилкс.

      («Вчера он читал до трех ночи! Можешь себе представить?»)

      Такая… такая любящая поклонница…

      («Он постоянно что-то записывает, что-то придумывает»).

      Теперь надо прополоскать.

      («Африка. Эта птица из»)

      – Продолжай, – прошептал он, но продолжения не последовало. Судебный пристав предлагал ей назвать свое имя, и она раз за разом повторяла, что ее зовут Энни Уилкс, но больше ничего не говорила; ее жилистая твердая зловещая фигура торчала у кафедры, называла свое имя и больше ничего.

      Все еще пытаясь вообразить, по какой причине бывшая медсестра, впоследствии захватившая в плен любимого писателя, оказалась в суде в Денвере, Пол погрузился в сон.

      12

      Он лежал в больничной палате. Громадное облегчение охватило его – настолько громадное, что ему захотелось кричать. Пока он спал, что-то произошло,