Из тьмы и сени смертной. Константин Калашников

с неотвратимостью пули или кинжала. И вот – таинственная фабула готова. Ясности в деталях сюжета не требовалось, главное ведь – огонь в крови, острое ощущение тайны. Контраст слепящего света и густой тени, бахрома офицерских эполет, мелькнувшая невзначай нежнейшая рука красавицы (на ней может быть мантилья, маска или паранджа – все шло в ход!), заряженный револьвер, давший осечку, и хорошо припрятанный кинжал – он-то и решит исход поединка – вот что важно! При случае в повествование можно было ввести и легкий запах городских боен, располагавшихся неподалеку от школы, но уже музыкальной, и прохладу ее коридоров после жары, и внезапный, отбивающий не только легкие, но и саму душу удар о песок после падения с высоченного турника на пустынной спортплощадке при музыкальной школе – результат неудачного подражания пластмассовому, а потому неутомимому гимнасту из детства на Садово-Каретной – тот в силу какой-то механической загадки заводился на практически бесконечное количество ловких вращений. Невозможность сделать обычный вдох – вот что потрясало! Значит, смерть все-таки где-то рядом?

      Новый год, который предполагался грандиозным праздником, пролетел почти незаметно. Были приглашены те, кого не пригласить было нельзя. В основном высокое начальство с женами, некоторые были с детьми. Пять или шесть лимузинов неизвестных Илье марок, скорее всего американских и немецких – сказывались связи с Ираном, – стояли в длинном дворе, для водителей был устроен отдельный новогодний ужин. Четверо подростков (из которых даже младший казался, по сравнению с Ильей, опытным морским волком), друг с другом хорошо знакомые, с пижонскими флягами со спиртным, сошедшие, казалось, со страниц безалкогольной Америки Драйзера, с иностранным куревом в карманах модных курток, взяли поначалу шефство над Ильей, который, как умел, развлекал гостей, показывая им сад, делая при этом вид, что подобное панибратство для него, Ильи, лестно. Вместе они постояли в дальнем углу сада, где за дувалом угадывалась в ночи громада бывшего костела, а теперь жилого дома, и где обычно жгли опавшую листву, в темноте разгорались и гасли огоньки сигарет, – так Илья впервые попробовал американский табак. Общий разговор, однако, не клеился. Чуждость Илье этих, как ему казалось, опытных, уверенных, занятых своими делами юношей и говоривших на каком-то своем жаргоне, была слишком очевидной. Впрочем, не желая отставать, он за компанию лихо глотнул из предложенной ему фляги какой-то обжигающей гадости – ему объяснили, что это бренди.

      Гости, обычно бывавшие в их доме, не походили на сегодняшний сбор. Во-первых, этих было куда больше обычного, больше, чем год назад в Москве, так что все комнаты были заняты гостями. Даже в его комнате, где на пианино лежали никому не нужные теперь ноты, беседовали, сидя на кушетке, какие-то новогодние дамы. Илья не знал здесь практически никого. Представленный в начале вечера некоторым из гостей, не поскупившихся на дежурные комплименты в его адрес, бродил он теперь, потерянный,